В какой-то из дней осени 1992 года Ольга Владимировна Земляная, как обычно, вела в нашем 9 “В” урок литературы. За партами было неспокойно – по рядам пошёл гулять учебник анатомии, где раздел “Размножение человека” сопровождался чьими-то самодельными комментариями. Грубо говоря, класс давился от смеха, но в открытую фазу смех не переходил.
Ольга Владимировна, в свою очередь, была в предвкушении сообщить нам какую-то новость, а игривая атмосфера в классе к этому не располагала. Продолжая излагать что-то по предмету, она нервно поглядывала на класс, а учебник анатомии, тем временем, продвигался по рядам.
Наконец, Ольга Владимировна решилась:
– С понедельника я у вас литературу вести больше не буду.
Оживление в классе резко усилилось. Нельзя сказать, чтобы Ольгу Владимировну любили – новость, в общем-то, была нейтральная, но накладывалась на впечатления от ходящего по рядам учебника.
В тот момент, когда учебник попал на парту к двум условно целомудренным, но не лишённым юмора девушкам, Ольга Владимировна прошла точку невозврата:
– Литературу будет вести у вас Александр Григорьевич.
Веселье уже вышло из-под контроля; все представили ведущего литературу Александра Григорьевича Сергиенко, и было это так абсурдно, что кое-где начался громкий глумливый ржач, а самые скромные просто улыбались, глядя на Ольгу Владимировну. До девушек, у которых на парте остановился учебник, в это самое время дошёл смысл самодельных комментариев, и они взорвались смехом. Волнуясь, Ольга Владимировна дала финальный аккорд:
– Это мой муж!
Было что-то невообразимое. Теперь смеялись все – даже самые скромные, представляя пару Ольги Владимировны с Сусом, сгибались в три погибели. Ржач был слышен, наверное, на всех этажах.
Ольга Владимировна заметалась, пыталась хлопать по столу, что-то говорить, но её было не слышно – ржач не снижался. Она подлетела к парте девушек с учебником и перешла на визг:
– Да почему у вас это смех такой вызывает!
Её реакция вызвала ещё больший смех – до всех доходило, что она не знает о существовании Суса, не знает о комментариях в учебнике…
В понедельник на одной из перемен я заглянул через замочную щель в кабинет литературы. В профиль к двери, за учительским столом, сидел серьёзный бородатый человек в костюме, сосредоточенный и недобрый. Первое впечатление, которое он произвёл тогда на меня – сидит Карл Маркс.
– Серьёзный дядька, – поделился я с друзьями, – Евин папаша. Солидный, типа Карл Маркс. Убьёт!
Да, почему-то у меня вертелось слово “убьёт”.
Первые уроки не выявили каких-то особых уязвимостей у Александра Григорьевича. На уроке русского языка, – а он за них тоже брался, – мы получили задание написать рассказ из нескольких предложений о выборе профессии, и рассказ должен был содержать диалог. Я решил съязвить, выбрал считавшуюся тогдашними псевдоинтеллигентами позорной профессию и выдал следующее:
– Алексей, какая профессия тебе больше нравится?
– Мне нравится профессия слесаря.
– О, наверное, чтобы быть слесарем, надо много учиться?
– Нет, это не требует больших знаний.
– Ну, тогда я тоже буду слесарем!
Александр Григорьевич заставил меня это зачитать и подвоха, видимо, не понял.
– Да, ребята, слесарь – это прекрасная профессия, – начал Александр Григорьевич с несколько характерным “р”.
Глядя на него, я толкнул друга локтем:
– Наверное, он сам на слесаря учился!
Надо сказать, что я был так воспитан, да и школа это поддерживала: на ПТУ-шные специальности идут только умственно неполноценные, физическая работа – для дурачков, пэтэушник равняется дурак.
Александр Григорьевич меня услышал и невозмутимо сказал:
– Да, ребята, я закончил училище по специальности слесаря.
Я был шокирован: русский язык и литературу у нас ведёт слесарь, в моей тогдашней иерархии слесарь приравнивался к дворнику, а ниже дворника не было, разве что бомжи.
Но, литературу Александр Григорьевич благополучно довёл у нас до конца года. Про его уроки я часто вспоминаю во время застолий и в компаниях, когда речь идёт о школьных годах и всяких курьёзах.
Уроки были достаточно однообразны. Александр Григорьевич садился за учительский стол и раскладывал перед собой газету. Оглядев класс, он говорил:
– Лунёв!
– Здесь.
– Что мы проходим?
– “Герой нашего времени”.
– Читай.
И я читал, вслух классу. Иногда литературы было две подряд, и я читал полтора часа. Александр Григорьевич от газеты не отрывался. Думаю, такое внимание ко мне было из-за истории с Евой, и наводила его Ольга Владимировна. Мой бубнёж классу слушать было не интересно, и весной на уроки литературы приходило человек пять, из двадцати.
Когда лет через двадцать мне стало попадаться в интернете словосочетание “Саша Либуркин”, то меньше всего я ожидал, что это относится к нашему Карлу Марксу. Только недавно до меня дошло, что это он – когда появилось время на изучение аккаунтов в соцсетях. Бороду он сбрил, да и сам побрился наголо, став выглядеть моложе, чем в 1992 году. Я прочитал его ЖЖ, компроматы на него – виллы на Кипре, спортивные мотоциклы и автомобили, – и отрывочные воспоминания о нём в ЖЖ его покойной жены. На youtube много видео с ним.
Интересный еврей, очень целеустремлённый. Хотел войти в литературную тусовку Питера, и вошёл в неё. Закончил, кажется, институт. В его творчестве неизменно присутствует алкогольная тематика, но он не спился – это тоже надо уметь. И вообще, по-моему, ему повезло с зятем.
“В мире гнусных оголтелых аномалий
Наречен я циркачом и лицемером,
А мечтал торжествовать в краю магнолий,
Быть там сфинксом и немного агасфером.
Взвинчен каверзами города большого,
Я брожу, заворожен его огнями.
Низкий шут – а я бы лучше палачом был!
Жизнь уходит, я ее не догоняю.
Разложи, ди-джей, дорожку кокаина,
Чтоб сорвалась голова, как из-под сабли.
Стриптизерша, скука, ножку оголила –
Сбросит трусики и вечер испохаблен…”
Это из первого, заброшенного ЖЖ Александра Григорьевича.
Ему действительно был интересен мир литературы, был интересен Петербург и тусовка близких ему по интересам.
Читая про его образ жизни, я понимал, что никогда бы не смог так жить.
Мои интересы сейчас совсем другие – где достать плашку на М5, да лерку на 9 с шагом 1…
Это заметку я написал, как говорила про мою диссертацию Татьяна Александровна Банкина, “влёт” – не останавливаясь и не думая, изгоном, пока рассасывается вечерняя пробка на Мурманском шоссе. Это неполные воспоминания, но и герой их здравствует, поэтому это – ещё не конец…