Поезд тронулся. Плотная женщина из офиса, проходя по вагону, бросила:
— Сейчас поесть принесу.
Смотря ей вслед, мы начали обсуждать — ослышались, мол, или нет. На еду пока и не заработали. Почти у всех еды в дорогу было нормально, мои рулеты с маком выглядели скромно.
Действительно, вскоре она разнесла всем по прозрачному контейнеру с дорожным перекусом длительного хранения — там были упакованные мизерная булочка, нарезка колбасы, масло, джем и что-то ещё. Но, общий вес этой еды был для меня слишком мал, и в ход пошли рулеты.
Ехавший рядом Алексей Пупшев имел большой запас мясных деликатесов, и догонялся ими.
Лёха работал продавцом, получал две тысячи рублей в месяц — та самая пресловутая «сотка в день», которая являлась некоторым эталоном и целью для работников небольшой квалификации. Жил с родителями, был неженат, чувствовал себя довольным. В грибы он попал, в очередной раз меняя работу и не дождавшись предложения, которое под него вызревало.
Дядька Шапошников докопался до гитары сестёр Кудля:
— А вы знаете, что это моя гитара? — и начал плести историю инструмента.
Старшая Кудля, Аня, опровергла его рассказ так уверенно, что Шапошников существенно потерял авторитет, обеспечиваемый ему возрастом.
Также у Шапошникова возникло непонимание с белокурым ковбоем из Всеволожска, который попросил поменяться местами. Шапошников не сразу пошёл навстречу, чем вызвал неодобрение.
Поезд постоял немного в Лодейном Поле, под вечер показался Петрозаводск. Первое моё впечатление от спускающегося к озеру города — он похож Ялту. Её я видел один раз проездом, и она тоже спускалась к морю.
На станцию Медвежья Гора поезд прибыл уже в темноте.
В офисе на Пестеля нам что-то говорили про автобусы, которые заберут нас на станции.
У тентованного ГАЗ-66 стоял улыбающийся водитель:
— Ну что, мужики, десантируйтесь в кузов!
По толпе прошло лёгкое роптание, вызванное таким типом автобуса, после чего начали нехотя залезать на борт. Я поотстал, чтобы сесть ближе к заднему борту.
— Уже наебали, — громко констатировал кто-то.
Женщин, тем не менее, забрал микроавтобус «Соболь».
Ехать на продольных скамейках в ГАЗ-66 было привычно — мы ездили так на военной кафедре, и на сборах на Лужский полигон. Общее состояние коллектива было, всё же, недовольным.
— Глушак сечёт, — объявил кто-то.
— Охуенно сечёт, — отозвались водители, которых в кузове было немало.
Проехали Пиндуши, а потом Повенец — блеснул Беломорканал. В Новой Габсельге машина свернула на грунтовку. Местность была слегка пересечённая.
— Так вот она какая, Медвежья Гора, — протянул кто-то.
Его особо нервный сосед запаниковал:
— А вы заметили, что везут всё время в гору! В гору и в гору!
Я подумал про себя, что это глупость, абсолютные высоты в Карелии маленькие и ни в какую гору нас завезти не могут.
После минут сорока тряски по ухабам мы выехали на поляну с армейскими палатками. Каждая человек на двадцать пять. В палатках стояли железные кровати, прямо на земле.
— Ну, мужики, распределяйтесь по палаткам.
Рядом слышался шум воды, это была плотина на реке. Основательная плотина, с небольшим кирпичным зданием на ней — наверное, была ГЭС.
Устраиваясь на своей кровати с солдатским одеялом, я услышал бормотание соседа:
— Штанишки вторые на ночь одеть…
Было пятое августа, я приехал во фланелевой рубашке. Вроде было не холодно. Но я почему-то одел вторые штаны — сосед производил впечатление опытного. И он не ошибся — ночью было около нуля.
Шумящая река называлась Вола.