Теодолитный ход

Препод по геодезии Астахов был похож одновременно на Джузеппе и на Папу Карло; почему-то он меня невзлюбил.

– Вас не Дима зовут? – как-то спросил Астахов.

– Нет, – ответил я.

– А то Татьяна Алексеевна говорит, у почвоведов все мальчики хорошие, но есть один плохой, Димой зовут.

Старенькая Татьяна Алексеевна работала преподавателем математики.

В старые времена на биофаке СПбГУ имелось почвенное отделение, и факультет назывался биолого-почвенным. Почвоведам надо изучать геодезию – вдруг они решат заняться, например, почвенным картированием. Занятия по геодезии проходили на географическом факультете, на 10-й линии Васильевского острова. До 1996 года можно было пройти из здания химфака на Среднем проспекте, дом 41, коридорами и лестницами в здание геофака. Путь пролегал через разгромленные пустые аудитории – рай для наркоманов и влюблённых. Потом на вход в этот мир, который начинался на химфаке на 3-м этаже у библиотеки, повесили замок.

Теорию геодезии проходят во втором семестре первого курса. А потом полагается летняя практика в Саблино. Хотя посёлок официально называется Ульяновкой, я ни разу не слышал, чтобы кто-то употреблял это название. Саблино и всё, по дореволюционному. Впрочем, железнодорожная станция официально называется Саблино.

Утром 6 июня 1996 года мы собрались на Московском вокзале у пригородных касс. Всего нас было 15 человек студентов; плюс куратор, Татьяна Александровна Банкина. Купили билеты, сели в электричку и поехали.

Впервые я увидел эту ветку, новые незнакомые станции: Навалочная, Фарфоровская и так далее. Прямо в поезде с подачи куратора стали разбиваться на бригады по 5 человек и выбирать бригадиров. Девушки доминировали в соотношении 2:1; основу каждой бригады образовывали они. В первую бригаду объединились Лена с Алёной, и присоединили к себе самых высоких мужчин из пятерых имевшихся: кроме меня, в бригаду вошли будущий профессор-эколог Женя и будущая физиолог Надя.

– Андрей, будешь нашим бригадиром? – спросила Лена.

– Буду, – смущённо ответил я.

На площади у станции Саблино стояло приветственное сооружение с буквами: “Ульяновка приветствует вас”. До базы СПбГУ на берегу Тосны тянулся прямой Советский проспект длиной 4 километра. Раньше, как объяснила Татьяна Александровна Банкина, за студентами присылали на станцию подводу с лошадью. Сейчас надо было подождать автобуса.

До нас базу уже заселили геологи с географами, у которых сессия заканчивалась в конце мая. Заведующая базой, сытого вида дама явно без университетского образования, констатировала:

– Почвоведы – это хорошо, в прошлом году у меня только почвоведы не пили, а геологи с географами пили.

Из нас никто не планировал пить; к тому же, на курсе почвоведов перед нами изначально училось только двое мальчиков, один из которых был сектантом, а другой сыном заведующего кафедрой; возможно, не пили они поэтому.

У двухэтажного деревянного барака Татьяна Александровна остановила нас и торжественно сказала, указывая на здание:

– Вот, ребята, в этом доме я тридцать три года назад так же проходила практику. Тридцать три года назад!

По моим расчётам, 33 года назад ей должно было быть 23 года, что много для первокурсницы; возможно, раньше были другие учебные планы. За прошедшие десятилетия здание вряд ли подвергалось серьёзному ремонту. В бараке почвоведам отвели весь второй этаж – два помещения, побольше и поменьше, удачно подошли для разделения коллектива по гендерному признаку. В нашей комнате было как раз 5 кроватей. Мы с gyurza2000 заняли койки ближе к окну. Будущий завкафедрой Женя расположился у двери, а два Димы, из которых один был плохой, заняли кровати посередине, у стола.

Устроившись, пошли получать инвентарь. Практика по геодезии включала теодолитный ход, техническое нивелирование, мензульную и глазомерную съёмки. Для теодолитного хода полагались собственно теодолит, тренога для него, отвес, деревянная рейка и металлическая мерная лента длиной 20 метров.

При выдаче инвентаря присутствовал Астахов.

– Проверьте, чтобы оптика теодолита была не разбита, – интструктировал он, – чтобы рейка была не сломана, тренога чтобы раскладывалась, как надо.

За вывод из строя теодолита грозили материальной ответственностью, а стоил он заоблачно. Также, представлялось неприятным потерять отвес – его пришлось бы покупать у предприимчивого сына заведующей, который изготавливал отвесы и продавал тупым студентам примерно по 2 доллара, что тогда было немало.

– Будете получать мерную ленту, разверните её и посмотрите, чтобы она была не порвана, – добавил Астахов.

Именно это указание, почему-то, я хорошо запомнил: получив мерную ленту, я размотал её и убедился, что она представляет собой одно целое, а не куски. Деления были нанесены через метр, и клёпки через 10 сантиметров. Астахов кое-чего недоговорил, но это выяснится позже.

На базе имелась столовая, полагалось кормление 2 раза в день. Объём обеда был настолько мал, что без внушительной добавки из магазина утолить голод было нельзя. Вечером я насмешил соседей по комнате, открывая в сумерках шпроты, когда все уже улеглись.

Для мытья существовал единственный на всю базу летний душ с холодной водой, которую надо было предварительно набрать, и в душ стояла очередь из девушек. Помыться без очереди появлялась возможность только ночью, при том, что освещения ни в душе, ни вокруг не было. Туалет с дырками в деревянном полу тоже нагонял уныния на городского жителя.

Цвет воды в Тосне – очень тёмный, прозрачности почти нет. Глубина маленькая, от силы по пояс. Мы с Женей попробовали постирать в реке носки. Мыло в этой воде не мылилось, и сушить носки было решительно негде, не развешивать же в лесу по веткам.

Утром следующего дня состоялся выход на местность. Командовала преподаватель практики, Татьяна Ивановна, получившая почему-то сразу прозвище Курица. Ей было, наверное, к пятидесяти, но держалась она моложаво.

Если пройти от базы, от пересечния проспектов Советского и Володарского, с километр в сторону станции по Советскому проспекту, а потом свернуть направо в тихие грунтовые улицы, можно выйти на поляну на высоком правом берегу Саблинки, чуть выше водопада. Уже в нулевых годах нашего века там стало сильно перегорожено, но поляна оставалась – не застроили же, в самом деле, территорию памятника природы, не может же быть такой коррупции. От поляны спускается тропинка вниз, к переброшенному через Саблинку бревну. Левый берег сейчас совсем туристический, по нему подходят к водопаду; в 90-х никаких туристов не было – вообще ни одного человека, благодаря отсутствию интернета. И оформленной с перилами площадки у водопада тоже не было.

Практически на бровке, на краю поляны рядом с обрывом на правом берегу Саблинки, Курица указала нам на забитый в землю деревянный колышек – это была начальная точка нашего теодолитного хода.Теодолит позволяет измерять вертикальные и горизонтальные углы. Как измеряется горизонтальный, понятно – по кругу нанесена шкала от 0 до 360, прибор крутится вокруг своей оси. В вертикальной плоскости “подзорная труба” теодолита тоже крутится. Чтобы измерить вертикальный угол между точками, надо измерить высоту, на которой установлен теодолит относительно вбитого под ним колышка, забить на второй точке такой же колышек, поставить на него двухметровую рейку-линейку, и ловить объективом значение этой высоты на линейке. Совместил горизонтальную риску со значением на линейке, и смотришь на шкалу – там значение вертикального угла в градусах и минутах. Потом меряешь мерной лентой расстояние между точками, раскладывая ленту по земле. То, что намерял лентой – это гипотенуза; в прямоугольном треугольнике, зная гипотенузу и угол, можно найти всё остальное. В частности, интересует длинный катет – он и является тем расстоянием, которое наносится на карту. Короткий катет тоже иногда интересует – значения высоты наносятся на карту, потом точки с одинаковой высотой соединяются сплошной линией, получается карта рельефа.

Теодолитный ход, то есть движение с теодолитом от точки к точке, позволяет найти координаты – широту, долготу и высоту над уровнем моря – неизвестной точки, привязавшись изначально к точке с известными координатами. Идёшь, меряешь расстояние и углы, не забываешь выставлять теодолит по отвесу над колышком и по пузырю на площадке треноги – это важно, записываешь данные, а потом на базе обрабатываешь.

Коротким ходом, всего в шесть точек, мы должны были прийти к врытому в землю железному знаку у дороги, где сейчас стоят туристические автобусы. Спрятанный в траве знак назывался ПП-4, его координаты у Курицы были. Она давала нам координаты нашей стартовой точки на бровке над Саблинкой, а мы должны были сообщить ей координаты ПП-4. Всё просто.

В первый день мы весело прошли три точки. Девушек смешила жестикуляция, которая требовалась для подачи знаков реечнику, куда наклонять рейку – налево или направо. Среднее расстояние между точками было 60 метров – три мерные ленты. Между второй и третьей точкой надо было переходить по бревну через Саблинку.

На второй день дошли до ПП-4, зафиксировали все данные, и с чистой совестью отправились на камеральную обработку.

На третий день мы вычислили координаты ПП-4 и я, как бригадир, с достоинством предоставил их Курице. В данных я был уверен, и мерил и считал сам. Курица, однако, закрутила головой:

– Нет! Не сходится у вас ход.

Измерения допускали некоторую погрешность, и я попытался оправдаться, но Курица продолжала решительно:

– У вас очень сильно не сходится! Это никак не погрешность, это вы что-то не так насчитали!

Мы сели всей бригадой, и ещё два раза пересчитали. Цифры выходили те же.

– Идите на местность, переделывайте ход по-новой.

Другие две бригады, между тем, определили координаты успешно. Даже бригада плохого Димы сделала всё на отлично. Однако, их конечные точки были другие – ПП-2 и ПП-3, тупо списать результаты не получилось бы.

Несколько деморализованный, на следующее утро я повёл бригаду переделывать ход. Девушки ещё сохраняли весёлость. Лена шла по брёвнышку через Саблинку передо мной, и свалилась в речку. Я поспешил помочь ей – это получилось, как объятие; но, не будем об этом. На левом берегу суровый местный житель заговорил со мной, пытаясь обвинить в потраве травы, которая служила кормом для его коров:

– Всё по кругу вытоптано… видно, теодолит стоял… я всех ваших начальников знаю, – дядька придал себе многозначительное выражение, – и Николая Николаевича знаю!

Никакого Николая Николаевича я не знал, о чём и ответил местному. Второй прогон хода дал цифры схожие, но всё-таки другие – разница с первыми координатами была в десятки сантиметров. Это вообще ни в какие ворота не лезло.

– Прогоняйте в третий раз! – Курица была неумолима.

Вечером я купил водки и напился – единственный из почвоведов и единственный раз за практику. Мне полагалось по вечерам ходить на колонку, на Советский проспект, за водой для девушек. Идти было далеко. Лена напомнила мне о воде, и я, видимо, что-то нахамил в ответ. Краем пьяного глаза я всё же заметил, что она взяла бутылки сама и отправилась в темноту. Догнал, с дурацкой улыбкой отобрал бутылки, пошёл сам. Она обиделась.

Третий прогон хода напоминал тяжёлые похороны. Женя был мрачен, девушки тоже, я же с трудом преодолевал внутреннее смятение. Мы всё делаем правильно, всё по мануалу, почему у нас не получается? Наша бригада стала глубоким аутсайдером, другие уже три дня отдыхают и смеются над нами!

По берегу Саблинки проходил допившийся до чёртиков местный. Пытался наехать, но вдруг нащупал точки соприкосновения:

– А ты из горлышка пиёшь? – спросил он меня.

– Пию, – совершенно честно ответил я, так как первые две трети бутылки водки я выпил вчера именно из горлышка.

– Люблю эти места, – сказал местный, осеняя жестом долину Саблинки.

– Я тоже, – сказал я.

Избавившись от него, я продолжал выставлять теодолит и сосредоточенно думать. С соседней точки подошла Алёна.

– Кто это был? – спросила она о местном.

– А это… Николай Николаевич, – что я ещё мог ответить.

На третьей точке сели без сил. Я был близок к тому, чтобы психануть. Каждое измерение одних и тех же точек приносило немного разные цифры. Почему так? Ах жеж ёп твою мать…

Да, блять, я догадался.

– Женя!

Он мрачно кивнул.

– Дай мерную ленту!!!

Схватив ленту, я начал прощупывать каждый метр, считая пупырышки, обозначающие десятисантиметровые отрезки. На одном из метров оказалось семь пупырышков вместо девяти.

– У нас лента короче на 20 сантиметров, чем надо.

Она была склёпана так искусно и красиво, не крутилась вокруг оси заклёпки, что найти это место можно было, только если искать. Что такое “порванная лента”, я представлял буквально – лента разорвана на части. А то, что эти части можно незаметно склепать – я не догадался.

Не догадался я, а пострадали все. Обязан был догадаться.

Таким образом, между каждой точкой мы получали ошибку в длине гипотенузы в среднем 60 сантиметров, но всегда по-разному – смотря, каким концом тянулась лента, попадал ли короткий метр в измерение или оставался на остатке ленты. Концы ленты фиксируются втыканием колышков в землю, при этом лента идёт от колышка к колышку то одним концом вперёд, то другим – поэтому рваный участок то попадал в общее расстояние, то не попадал.

Последний прогон сделали как на крыльях, бегом, делая поправку на те 20 сантиметров. Курица приняла координаты.

Эта саблинская неудача деморализовала меня на все последующие времена. Впервые в жизни меня выбрали бригадиром, а я завёл свою бригаду чёрт-те куда, как лейтенант Ивановский у Василя Быкова в “Дожить до рассвета”. Получается, мне нельзя доверять? Получается, да.

За теодолитным ходом прошло техническое нивелирование, глазомерная съёмка, а на мензульную съёмку наша бригада не успела – потеряли время с мерной лентой. Я перестал мыться, бриться, расчёсывал бесчисленные комариные укусы и еле дотянул до конца практики в статусе бригадира, которого стыдился. Мне стало всё равно, что будет дальше. Девушка из успешной соседней бригады, которая мне нравилась и которой я пытался уделять внимание, прямо с практики ушла из почвоведов в биологи, совсем в другие коллективы, на вечернее отделение – я больше не мог её видеть на учёбе.

Лена вышла замуж за офтальмолога и уехала в тёплые страны.

Алёна тоже где-то в Краснодаре.

Надя – физиолог.

Женя – заведующий кафедрой.

А я сижу и пишу всё это.

Думаю, вы должны понимать, что если в вашей жизни что-то не сходится, не складывается или не стыкуется – возможно, вам выдали искусно склёпанную, а до этого рваную мерную ленту. Не той мерой меряете. Но догадаться об этом – обязаны. Лучше поздно, чем никогда.



Теодолитный ход: 1 комментарий

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *