В начале 90-х, в 9-м классе, меня впервые спросили, куда буду поступать, и я сходу ответил “в Курский сельскохозяйственный”, то есть в тогдашний СХИ.
Мать, узнав об этом, занервничала, будучи решительно против Курска (она считала достижением свою миграцию оттуда в Ленинград, в отличие от меня), и стала переориентировать меня на СХИ в Пушкине.
Через год, после сотен часов различных психологических обработок и приёмов, выкопав на тогдашнем биолого-почвенном факультете СПбГУ кафедру агрохимии (эта кафедра и сейчас на биофаке, и заведующий тот же, а 30 лет прошло почти), она переориентировала меня туда.
Если СХИ, или сейчас СХА, может подготовить практического агронома, то СПбГУ, как классический университет, готовил, по идее, кадры для науки. То есть, в случае кафедры агрохимии, для аграрной науки.
Что ж, думал я, наука это то, что надо, и гораздо интереснее, чем определять сроки сева и уборки, чем занимается агроном. Главную проблему своей страны я тогда видел в недостатке продовольствия, связанном с отсталым и деградированным сельским хозяйством. Значительная часть продовольствия импортировалась, а значит, не выращивалась. Я думал, что это от отсталости науки: сейчас, в 90-х, переходный период, вот-вот до властей дойдет, и пойдет развитие.
Однако, уже в конце 90-х стало очевидно, что всё не так – т.н. аграрная наука на моих глазах продолжала деградировать. Я винил в этом нефть,которую выгоднее продать и на вырученные деньги купить зерно, чем выращивать, но корень, конечно, был не в этом.
В нулевых при Путине аграрный сектор попёр развиваться – все его компоненты, за исключением аграрной науки, которая, как выяснилось, и компонентом-то аграрного сектора не являлась, не имея никаких точек соприкосновения. Она продолжала деградировать, и если сейчас вы видите какие-то “кафедры”, “сельхозакадемии”, “кандидатов сельхознаук” – это совершенно пустая, картонная клоунская бутафория. Потешить Путина, что у нас якобы есть аграрная наука. Конечно, её нет. И те, кто хотел бы, чтобы аграрная наука реально была, не понимают, для чего она вообще нужна в современном мире.
Всё, что касается почв и питания растений, изучено ещё в XIX веке, и остановилось на Либихе. Про это писал 130 лет назад П.А.Костычев в своём “Почвоведении”: вот, химию мы изучили, дальше-то что? Ну, изучали физиологию и биохимию растений, но это на урожаи особо не влияет. На урожаи влияют минеральные удобрения, со времен Либиха ничего не поменялось и поныне. И вот, конечно, в XX веке аграрная наука начинает переплетаться с генетикой – поначалу под прикрытием увеличения урожаев.
Надо понимать, что растение с супер-пупер генами, за большие гранты разработанное учёными, если под него сыпануть селитры чуть меньше, чем под совковое растение народной селекции XIX века, даст урожай меньше, чем бесплатное ненаукоёмкое растение. Принцип должен быть всем понятен: биомасса растения, то есть урожай, формируется из углерода воздуха, воды, и элементов минерального питания из почвы. Мало элементов – мало урожая. Хоть какие гены, хоть самой лучшей американской селекции. Поэтому, генетика – это не про увеличение урожаев, вообще. И потому Лысенко и относился к генетике скептически – от него требовали урожаев, а генетика на них не влияет. А финансирования требует.
И вот, многие юные студенты, как и я 30 лет назад, думают, что цель аграрных учёных – увеличивать урожаи. А зарубежные инвесторы, которые аграрную науку могут финансировать, смотрят на них, и думают: нет, нам дебилы не нужны. Таких финансировать не будем.
Генетика и селекция сельхозрастений и животных сейчас работает не для того, чтобы увеличить урожаи, а чтобы изменить качество урожая. Изменить таким образом, чтобы люди меньше размножались. И это не что-то такое, что “потом когда-то будет”. Это много лет давно работает.
Ну, а люди там про чайлдфри чего-то обсуждают.
Добавить комментарий