Автор: a.lunev

В молодости я пару раз прокалывался со знакомыми нацменами, которые, тем не менее, сохранили со мной хорошие отношения до сих пор.

Первый раз мы ехали в машине с курьером, и обсуждали общего знакомого, Костяна Шабаева.

— Я когда впервые увидел Шабаева, так подумал — чурка!

Сказал я это эмоционально и тут же спалился, посмотрев на курьера, а он всё по моим глазам понял: звали курьера Чингиз Домбаев, он был чистокровным бурятом из села. Я, получается, сказал глазами «Блин, передо мной же тоже чурка», и попытался вывернуться, что уже было, конечно, глупо:

— Ну я это, имею в виду, не то…

— Да не, понятно, — закргулил ситуацию Домбаев.

Костян Шабаев был родом из Белоруссии, из деревни Заслоново; отца своего он не знал, а Константином его назвали в честь Константина Заслонова, в старые времена популярного персонажа для географического нэйминга. Костян был смугл, тёмен, и при первой встрече напомнил мне Раднэра Муратова из «Джентельменов удачи», будучи в такой же верблюжей дублёнке.

Другой раз мы ехали с водителем по питерской Коломне, это был 2005 год, Дворец Культуры имени 1-й пятилетки ещё стоял, и ещё не умерла надежда, что безумие по сносу развернут взад. Я ехал и эмоционально рассуждал вслух:

— Гергиев — чурка! Почему он в нашем городе решает, что сносить, что строить? Ехал бы в свой аул и там сносил!

Внезапно я заметил, что водитель багровеет, пунцовеет и явно сдерживает эмоции, но молчит. Водителя звали Альберт Катанян, и он был чистокровным армянином из Еревана. Ему было понятно, что если уж для меня осетины чурки, то армяне и подавно. Я замолчал. С Альбертом мы периодически общаемся до сих пор, он удачно вторично женился на армянке после развода с русской и открыл магазин в центре Санкт-Петербурга.

Апофеозом же было, когда я ругался с тёщей (она чистокровная кореянка с дальневосточного села) и назвал её чуркой. Мы десять лет не разговаривали. Сейчас разговариваем.

Этой осенью соучредитель всерьёз предлагал мне релоцироваться в Казахстан. Один наш конкурент релоцировался вместе со всей фирмой в Узбекистан. Такие прекрасные страны, говорят, развиваются хорошо. Но, как можно жить вечно в гостях? Даже в Якутске, который часть Российской Федерации, вовсе не чувствуешь себя, как дома — там почти нет русских, а те, кто есть, ведут себя очень тихо. Везде незнакомая речь. У русских в какой-то момент кончились люди, чтобы наполнять окраины и разбавлять местное население. Местное население стало глядеть в зеркала и задумчиво, по-шариковски, спрашивать себя: «А может, я красивый?».

Сегодня случайно почитал и даже оставил пару сообщений в ветке у казахстанского блогера корейского происхождения, и уяснил окончательно, что даже подумывать о релокации в Казахстан для русского человека неприемлемо. Глупо выглядит русский, качающий за национализм и считающий Россию равной Англии. Она не равна Англии, отставая в гуманитарном развитии примерно на 300 лет, хотя и находясь при этом выше на нисходящей кривой развития. Россия не равна в развитии Германии или Франции, и догнать их не сможет, как не сможет Украина догнать Румынию, например. Но и Казахстан не равен России и догнать её никогда не сможет. Казахстанский патриот, качая свой национализм, должен это учитывать, иначе выглядит совершенно глупо.

Выглядит глупо, но чёрт же знает, кому придёт в голову дать им волю — дали же когда-то чеченам.

20 декабря пробежался от Сенной до Пряжки, местами снимал на телефон. Выложил ролик на ютубе, а встрою здесь. Если ютуб в России запретят, ролик вы, скорее всего не увидите. Вот он:

Коротко говоря, места моего детства и юности: школа 232 (бывшая 260) на Крюковом канале, Мариинский (Кировский) театр, Декабристов 46, улица Мастерская, улица Союза Печатников, улица Глинки, десткая поликлиника, Никольская церков, колокольня в ремонте, школа охранников «Ратибор», завод желеной посуды, канал Грибоедова. Комментарий о второй сцене Мариинского театра.

Если ролика не видно — пишите, пожалуйста, в комментариях я перезалью прямо сюда.

В этом году в Курской области запретили охоту; в связи с военной операцией звуки выстрелов могут истолковать неправильно, наверное поэтому запретили. И чтобы по лесам не шатались в камуфляже — мало ли, кто это.

Сейчас, если смотреть по сайту, курское областное общество охотников и рыболовов (КООиР) находится на улице Почтовой. А когда я был маленьким, КООиР находилось в «шестёрке» — это здание с адресом Красная площадь, дом 6, так до сих пор и называется. В парадных помещениях КООиР всё было, как это принято: шкуры, чучела, рога, картины на охотничью тематику. Гораздо атмосфернее, чем сейчас в питерском ЛООиР на Пряжке, хотя там тоже есть шкуры и чучела. Между тем, лесистость Курской области всего 6% (так было, когда я был маленьким, но когда сейчас заглядываешь в гугл, лесистость выросла до 7,8%, что немудрено — при демократах всё потихоньку зарастает лесом, который потом срубят и отдадут в Китай), а лесистость Ленинградской области 55,5%, и по площади она втрое.

В первом этаже «шестёрки», напротив Главпочтамта, были помещения Госохотинспекции. В областных лесах находились постоянные, как они назывались, кордоны — что-то вроде домиков лесника с хозпостройками. На кордонах жили егеря, постоянно следящие за охотничьим хозяйством. Каждому егерю полагалось не только ружьё, но и пистолет — причём, это были не ПМ, а ТТ, со старых запасов. Браконьеры при встрече могли и убить, лихих людей тогда хватало. Это сейчас они как-то подвымерли.

Гараж «шестёрки» находился со стороны улицы Радищева, там базировался и УАЗ-469 начальника Госохотинспекции, Владимира Васильевича Котова. Сам начальник, по совместительству, был и председателем КООиР. На эти должности он попал, выйдя в 50 лет на пенсию по состоянию здоровья, после тяжёлого инфаркта. Ездил Котов с водителем Колей, молчаливым и надёжным мужчиной. Иногда они брали с собой на охоту внука начальника.

— Ну ка, Андрюша, выстрели из ружья, — говорил дед, а егерь услужливо подносил и держал на весу ружьё.

Мы стояли на берегу, и стволы были направлены в сторону реки Сейм. Я нажал на спуск, и тут же приклад прилетел мне в грудь — у гладкоствольных ружей сильная отдача. Егерь как-то этот момент упустил.

— Эх, надо было ружьё к плечу приложить…

— Семёрка до того берега летит, — сказал дед, смотря вместе со мной на круги, пошедшие по воде. Разлёт дроби был огромный, несколько метров.

Непосредственно на убийство уток надо было вставать очень рано, и я просыпался обычно уже тогда, когда все с охоты возвращались. Оставалось слушать охотничьи истории. Добытых уток пересыпали солью в котелках. Мне доставались красивые стреляные гильзы. На зимние охоты, где убивают уже не уток, а кабанов, косуль и лосей, меня совсем не брали. На такие охоты ездил дядя, из рассказов которого я помню, что когда охотишься после употребления самогона у егеря на кордоне, очень трудно прицеливаться и попадать.

Дед вырос на границе с мещёрскими лесами, к ружью привык с детства, и охотником был опытным. Умер он рано, в первый год перестройки, от второго инфаркта. Кто-то говорил, что дед работал в своё удовольствие, но это было не совсем так: номенклатура и нужные люди всегда ждали от него угощения мясом, которое надо было добыть, погрузить, разделить на порции и всех угостить. Нечто подобное есть в сериале «Брежнев» с Шакуровым, где Брежнев делит мясо и говорит, какая кому кучка. Бегать по глубокому снегу с ружьём тоже для сердечников нехорошо. И, конечно, не полезно есть мясо в таких количествах, какие он мог себе позволить, то есть в любых.

Спустя пятнадцать лет, когда я закончил военную кафедру, подполковник Кочнев предложил вступить в КВО — коллектив военных охотников. Главным аргументом, который Кочнев всё время повторял, была возможность приобретения нарезного оружия через 5 лет стажа владения гладкоствольным. Обычное гладкоствольное ружьё, если знаете, стреляет дробью совсем недалеко, метров на 30-40, пулей чуть подальше, но пулей из гладкоствольного трудно попасть. И я вступил, ради стажа. Получил охотничий билет, два или три года платил взносы, а потом, в какой-то год, у меня не оказалось нужных двухсот рублей — тогда это были существенные деньги, жена не работала, ребёнок был маленький. Стаж прервался, а билет у меня до сих пор хранится, на память.

Охота — дорогое удовольствие, ежегодный взнос в ЛООиР сейчас 3500 рублей, один выстрел из ружья обходится в 70-100 рублей, да и сами ружья подорожали. Но всё же, я надеюсь, что когда-нибудь разгребусь с делами, и снова себе всё это организую. Чтобы отдача в плечо, шкуры на полу и на стенах, чучела на шкафах, волчья голова на стене в квартире. Как у деда.

Может, и в Курской области получится. Не навсегда же там жёлтый уровень опасности.

Был, правда, у нас такой родственник, который последние 10 лет перед пенсией всё твердил: как исполняется 60 лет, больше ни дня не работаю, беру ружьё, собаку, и в тайгу. Прожил он за 80 лет, но как раз в 60 пошла у него такая глаукома, что не только стрелять, но и более простое делать уже не смог. Вот этого боюсь, конечно. Зрение потерять совсем плохо. Но, то как Бог даст.

Некоторые скажут, что зверей убивать нехорошо, да помилуйте — вокруг нас ежедневно людей убивают вполне официально, то прививками, то спецоперациями, и мы нормально в этой атмосфере живём; звери, на мой взгляд, такая вещь, значение которой тут пренебрежительно мало.

Хотя, вспоминая рассказы вдовы охотника из деревни Бежаны по фамилии Балашов, который в диких количествах промышлял пушнину в Лужском районе в 90-е, «уж он в последние годы перед смертью так раскаивался, так ему было жалко тех зверей, что он за жизнь убил, что полностью переключился на рыбалку», ну… Рыб убивать — это конечно не такой тяжкий грех, как зверей, наверное. Но рыб я уже наубивался, честно говоря.

В школе на физкультуре положены спортивные игры. До восьмого класса мы играли в пионербол — он, как волейбол, только мяч можно хватать и удерживать. Игра эта мне очень нравилась. В восьмом классе основной игрой сделали баскетбол — тут я сразу сел на скамейку. Не понимаю игры, где бегать надо. Пытался подговаривать учителя, чтобы разрешил пионербол, и он иногда соглашался.

В девятом классе по программе, видимо, подоспел волейбол. Начали пытаться играть, все руки отбиты, мяч летит куда попало — эх, нельзя ли пионербол обратно. Нельзя.

В начале десятого класса пришёл новый учитель физкультуры, Евгений Борисович Трусов, и сказал: открываем секцию волейбола, после уроков приходите. Я пошёл.

В секции сформировали три команды, смешанные, из 9-10-11 классов. Одиннадцатиклассники уже играть в волейбол умели, и даже некоторые девятиклассники. Я вообще не умел. Интересно, что в секции всё свелось к матчам команда на команду, никакого там изучения и отработки техники ударов, тактики и т.п. Пришли, пробежали 10 кругов вокруг зала, и игра на вылет, три команды.

Кое-как принимать и передавать мяч я научился, но не давалась подача. Можно было по-бабски стукнуть кулаком по мячику, так многие делали, но у меня мяч летел непредсказуемо. Правильнее было бить ладонью, но очень страдала ладонь. Когда я выходил на подачу, многие ухмылялись. Физрук так меня и воспринимал: играть хочет, но подавать не умеет, и хрен с ним.

Меня это не устраивало, и я наблюдал, кто как подаёт, чтобы понять. Лучше всех подавал одиннадцатиклассник Денис Уласовец. Он вытягивал вперёд левую руку с мячом, правую отводил назад, и совершал ей движение, как поршнем. Мяч летел низко над сеткой, и с большой скоростью. «Буду копировать Уласовца, раз он лучше всех», решил я.

На переменах я приходил в спортзал, брал мяч и тренировал это поршневое движение. Бил и бил об стену, пока не сложился стандарт удара, при котором мяч летает одинаково. Мяч надо было брать дыркой от себя и подкидывать определённым образом. Поскольку удар отрабатывался без сетки, высоту я брал с запасом.

Наступило очередное занятие секции, и на подачу я вышел первым. Команда приготовилась потерять первое очко, как всегда.

Отработанный об стену «поршень» на практике оказался совсем не уласовецким. Мяч летел по мортирной траектории, где-то под потолком, и падал на территорию соперника в 50 см от задней линии. И так каждый раз. Пока они соображали, что происходит, счёт стал 9:0! Десятую подачу я всё-таки смазал, рука устала.

Потом они мою подачу изучили, и больше шести подряд мне выбить никогда не удавалось. Иногда и мазал. Но, авторитет поднялся. На следующий год на первой тренировке Трусов собрал все команды и объявил:

— Лунёв будет моим заместителем, в моё отсутствие все вопросы к нему. И, назначается капитаном команды номер один.

Так я один год, до конца школы, побыл капитаном и заместителем.

Власть использовал по-разному, например как-то прямо во время игры дал по морде Ване Шульгину, когда он отвлекся на базар со скамейкой запасных и пропустил подачу. Ваня тут недавно упоминался в заметке «Мопед». И этот волейбольный мордобой был до истории с мопедом, где Ваня мне помог! Когда морду бьют за дело, люди обычно не обижаются. Если умные.

Фэйсбук подкидывает мне Таню, но френдить не буду, она как-то из ВК меня расфрендила, лет 10 уже, может по причине.

С Таней мы знакомы дольше, чем все наши общие одноклассники по Невскому району. Вместе мы пошли в школу в 1984 году, на Крюковом канале.

Когда ещё не было этого дебилизма с охраной школ, летом 1994 года я приехал на Крюков канал, зашёл в здание нынешней школы 232, беспрепятственно поднялся на 2-й этаж и увидел наш первый коридор, и первый кабинет.

1 сентября 1984 я сидел в этом кабинете где-то в середине правой колонки у стены, передо мной сидела девочка (шахматный порядок же). Я вытягивал ноги и слегка пинал её стул, а может, и задницу.

Таня, как положено, подняла руку и рассказала про это учительнице, Надежде Константиновне Мурашко.

Взглянув на меня и встретив раскаяние в глазах, учительница улыбнулась и сказала:

— Ну, Андрей у нас немного… неорганизованный.

Слово это я запомнил, и потом ещё долго родители и дед вспоминали со смехом, переспрашивая:

— Как там тебя назвали?

— Неорганизованный.

— Ха-ха-ха!

Вскоре выяснилось, что мои и Танины родители состоят в одном жилищно-строительном кооперативе, и мы переехали в спальный район, попав в новенькую школу и параллельные классы.

Но, дружили не очень. Танин класс был «Г», а мой «В», как специально ментально противоположные коллективы были. Танин папа, обаятельный грузин с бородой, приходил к нам домой в качестве Деда Мороза.

В 9-м классе собирались поехать к первой училке на встречу, не поехали.

Потом она парикмахером стала.

А я всё так же, неорганизованный.

В 2014 я ещё сидел ВКонтакте и читал все противомайданные группы, до которых мог дотянуться — от огромного «Антимайдана» до «Республика Подкарпатская Русь» и «Сводки ополчения Новороссии». Уже летом 2014 появилась новая группа под названием «Сводки от Стрелкова Игоря Ивановича», подписчиков было немного, но я дополнил их число, потому что подписывался на все паблики по этой тематике.

Публиковала эта группа какую-то банальщину, в невысоком темпе, и явно не соответствовала названию. Сам Стрелков не имел аккаунта ВКонтакте, и если допускать, что он посадил секретаря-адьютанта заниматься SMM, упомянутая группа никак на уровень секретаря Стрелкова не тянула, очевидно наполняясь контентом не из зоны боевых действий. Полистывая ленту, я прочитал пост из старой авторитетной антимайданной группы: мол, возникло сообщество «Сводки от Стрелкова Игоря Ивановича», мы к этому сообществу отношения не имеем, и кто это такие, мы не знаем, будьте осторожны. И я это запомнил! Но не отписался, продолжал читать. Было это в июне.

А в июле именно в этой группе, «Сводки от Стрелкова Игоря Ивановича», возник тот знаменитый пост про «птичкопад», на который ссылается «весь цивилизованный мир», восемь лет трендя, что «Стрелков сообщил в соцсетях» (не имея аккаунта и ничего там не публикуя) о сбитии Боинга.

Поэтому, с т.н. гаагским судом лично мне всё понятно, я не вижу его отличий от Мещанского или Басманного.
Стрелков человек честный, на вранье его никто не ловил, и если он говорит, дословно, «ополчение боинг не сбивало», значит не сбивало.
И почему я вообще за Путина — потому что он наш, лиговский, а в Гааге не пойми кто.

В чём мы сходимся с соучредителем, с которым во многом расходимся, так это в отношении к авторской песне.

Вчера смотрели в записи интервью управляющего директора ПМГРЭ. Журналисты спрашивают: с чего вы пошли в эту профессию, как стали геологом? Директор отвечает что-то в духе, мол — романтика, песни у костра.

— Я когда слышу песню «Милая моя, солнышко лесное», меня трясти начинает, — говорит соучредитель, — вот реально колотит, даже дети не понимают, «Да чего ты, папа, нормальная же песня».

— Да, — говорю, — за туманом, блять, и за запахом тайги.

— А я, — продолжает соучредитель, — сразу вспоминаю наших учёных.

Пару раз в студенчестве я был на вечеринках в общаге СПбГУ, где будущие PhD, кандидаты и доктора, зная, что я владею гитарой, просили спеть «Милую мою». А также «Перевал, за которым исполненье надежд», «Лыжи у печки стоят», «Атланты держат небо» и прочая. И я пел! Через губу немного, но пел, потому что других девушек вокруг не было, только эти. Которым нравятся такие песни. И пел потому, что все эти песни наизусть знал. Хотя, выучил не по своей воле.

Мать моя фанатела от авторской песни. До моего рождения она слушала бардов на катушечном магнитофоне, так что я это начал впитывать еще на уровне яйцеклетки. В 80-е, когда уже был я, она перешла на кассетный магнитофон. Помню, у «Электроники» сломалась кнопка, которая на иностранных магнитофонах называлась «Play». Кнопка не фиксировалась, и чтобы кассета играла, надо было непрерывно держать кнопку пальцем. И мать могла часами держать. Чтобы слушать Дольского.

В 1986 году мы переехали в новую большую квартиру, куда купили проигрыватель для грампластинок и деревянные колонки. Барды тогда уже массово пошли издаваться на пластинках. И, все выходные в квартире стоял фон из бардовской песни под гитару, льющейся из хороших колонок с басами.

Для меня все барды-мужчины были на один голос, кроме Высоцкого, который стоял отдельно и до сих пор для меня стоит отдельно — это бегун, ушедший в такой отрыв, что никто никогда его догнать не сможет. Подражая матери, которая по голосу могла определить барда, сказав «это такой-то», я как-то решил выпендриться перед тётей, услышав бренчание:

— Это Дольский!

Тётя неподдельно возмутилась:

— Да какой же это Дольский, если это Окуджава?!

Со временем я, конечно, стал отличать Дольского от Окуджавы. У них неплохая поэзия. Да и у Визбора тоже. Поэзия Вероники Долиной мне нравится, хоть и сын её Антон сейчас иноагент, да и кинокритиком был, говорят, никаким. Но, очень часто вы можете наблюдать в том же фэйсбуке ситуацию: автор хороший, а подписчики дерьмо. То есть, автор делает хороший контент, а потребляют его люди совсем не хорошие.

Я, вообще, не люблю людей развратных. Не вижу прелести заниматься сексом в палатке, это примерно как заниматься на помойке. Никогда не пью на природе, только дома. Если человек женат, или замужем, то у него есть дом, где можно и нужно заниматься сексом. Палатка тут никак не вписывается. А если не женат и не замужем, то с сексом ему надо повременить, пока не женится или не выйдет замуж. Иначе, это получается разврат, и никак положительно это человека не характеризует.

Поэтому, романтика у костра мне особо была не понятна, и всегда вызывала омерзение. Или, вы считаете, бывает романтика просто так, без секса? Не думаю, зачем тогда романтика. Эталонный бард — это, наверное, Олег Митяев, развратный и легкомысленный человек. Вероника Долина глубокомысленная и развратная. За развратность Дольского не скажу, но его и у костра не поют. Окуджава хорош, развратность ограничена слабым сердцем. Розенбаум бесит попыткой косить под русского. Разные же кукины, клячкины, новеллы матвеевы — это вообще ни о чём, блеяние.

Но всё же, авторская песня больше ассоциируется у меня не с её авторами, а с её слушателями, как и у выше упомянутого соучредителя. Он сам бывший аспирант, а я соискатель, но мы не любим учёных. За инфантилизм, бесхребетность, безответственность и развратность. Мы среди них жили и работали, поэтому знаем. Я даже пел для них. Вот среди работяг вы мало найдёте любителей бардовской песни. И с палатками у них нет времени шляться. Поэтому, работяги нам как-то ближе.