Метка: река

В этом году в Курской области запретили охоту; в связи с военной операцией звуки выстрелов могут истолковать неправильно, наверное поэтому запретили. И чтобы по лесам не шатались в камуфляже — мало ли, кто это.

Сейчас, если смотреть по сайту, курское областное общество охотников и рыболовов (КООиР) находится на улице Почтовой. А когда я был маленьким, КООиР находилось в «шестёрке» — это здание с адресом Красная площадь, дом 6, так до сих пор и называется. В парадных помещениях КООиР всё было, как это принято: шкуры, чучела, рога, картины на охотничью тематику. Гораздо атмосфернее, чем сейчас в питерском ЛООиР на Пряжке, хотя там тоже есть шкуры и чучела. Между тем, лесистость Курской области всего 6% (так было, когда я был маленьким, но когда сейчас заглядываешь в гугл, лесистость выросла до 7,8%, что немудрено — при демократах всё потихоньку зарастает лесом, который потом срубят и отдадут в Китай), а лесистость Ленинградской области 55,5%, и по площади она втрое.

В первом этаже «шестёрки», напротив Главпочтамта, были помещения Госохотинспекции. В областных лесах находились постоянные, как они назывались, кордоны — что-то вроде домиков лесника с хозпостройками. На кордонах жили егеря, постоянно следящие за охотничьим хозяйством. Каждому егерю полагалось не только ружьё, но и пистолет — причём, это были не ПМ, а ТТ, со старых запасов. Браконьеры при встрече могли и убить, лихих людей тогда хватало. Это сейчас они как-то подвымерли.

Гараж «шестёрки» находился со стороны улицы Радищева, там базировался и УАЗ-469 начальника Госохотинспекции, Владимира Васильевича Котова. Сам начальник, по совместительству, был и председателем КООиР. На эти должности он попал, выйдя в 50 лет на пенсию по состоянию здоровья, после тяжёлого инфаркта. Ездил Котов с водителем Колей, молчаливым и надёжным мужчиной. Иногда они брали с собой на охоту внука начальника.

— Ну ка, Андрюша, выстрели из ружья, — говорил дед, а егерь услужливо подносил и держал на весу ружьё.

Мы стояли на берегу, и стволы были направлены в сторону реки Сейм. Я нажал на спуск, и тут же приклад прилетел мне в грудь — у гладкоствольных ружей сильная отдача. Егерь как-то этот момент упустил.

— Эх, надо было ружьё к плечу приложить…

— Семёрка до того берега летит, — сказал дед, смотря вместе со мной на круги, пошедшие по воде. Разлёт дроби был огромный, несколько метров.

Непосредственно на убийство уток надо было вставать очень рано, и я просыпался обычно уже тогда, когда все с охоты возвращались. Оставалось слушать охотничьи истории. Добытых уток пересыпали солью в котелках. Мне доставались красивые стреляные гильзы. На зимние охоты, где убивают уже не уток, а кабанов, косуль и лосей, меня совсем не брали. На такие охоты ездил дядя, из рассказов которого я помню, что когда охотишься после употребления самогона у егеря на кордоне, очень трудно прицеливаться и попадать.

Дед вырос на границе с мещёрскими лесами, к ружью привык с детства, и охотником был опытным. Умер он рано, в первый год перестройки, от второго инфаркта. Кто-то говорил, что дед работал в своё удовольствие, но это было не совсем так: номенклатура и нужные люди всегда ждали от него угощения мясом, которое надо было добыть, погрузить, разделить на порции и всех угостить. Нечто подобное есть в сериале «Брежнев» с Шакуровым, где Брежнев делит мясо и говорит, какая кому кучка. Бегать по глубокому снегу с ружьём тоже для сердечников нехорошо. И, конечно, не полезно есть мясо в таких количествах, какие он мог себе позволить, то есть в любых.

Спустя пятнадцать лет, когда я закончил военную кафедру, подполковник Кочнев предложил вступить в КВО — коллектив военных охотников. Главным аргументом, который Кочнев всё время повторял, была возможность приобретения нарезного оружия через 5 лет стажа владения гладкоствольным. Обычное гладкоствольное ружьё, если знаете, стреляет дробью совсем недалеко, метров на 30-40, пулей чуть подальше, но пулей из гладкоствольного трудно попасть. И я вступил, ради стажа. Получил охотничий билет, два или три года платил взносы, а потом, в какой-то год, у меня не оказалось нужных двухсот рублей — тогда это были существенные деньги, жена не работала, ребёнок был маленький. Стаж прервался, а билет у меня до сих пор хранится, на память.

Охота — дорогое удовольствие, ежегодный взнос в ЛООиР сейчас 3500 рублей, один выстрел из ружья обходится в 70-100 рублей, да и сами ружья подорожали. Но всё же, я надеюсь, что когда-нибудь разгребусь с делами, и снова себе всё это организую. Чтобы отдача в плечо, шкуры на полу и на стенах, чучела на шкафах, волчья голова на стене в квартире. Как у деда.

Может, и в Курской области получится. Не навсегда же там жёлтый уровень опасности.

Был, правда, у нас такой родственник, который последние 10 лет перед пенсией всё твердил: как исполняется 60 лет, больше ни дня не работаю, беру ружьё, собаку, и в тайгу. Прожил он за 80 лет, но как раз в 60 пошла у него такая глаукома, что не только стрелять, но и более простое делать уже не смог. Вот этого боюсь, конечно. Зрение потерять совсем плохо. Но, то как Бог даст.

Некоторые скажут, что зверей убивать нехорошо, да помилуйте — вокруг нас ежедневно людей убивают вполне официально, то прививками, то спецоперациями, и мы нормально в этой атмосфере живём; звери, на мой взгляд, такая вещь, значение которой тут пренебрежительно мало.

Хотя, вспоминая рассказы вдовы охотника из деревни Бежаны по фамилии Балашов, который в диких количествах промышлял пушнину в Лужском районе в 90-е, «уж он в последние годы перед смертью так раскаивался, так ему было жалко тех зверей, что он за жизнь убил, что полностью переключился на рыбалку», ну… Рыб убивать — это конечно не такой тяжкий грех, как зверей, наверное. Но рыб я уже наубивался, честно говоря.

В заметке про Бежаны я собирался разведать места в сторону Муравейно, и вот в минувшую субботу это получилось сделать. Вылазку планировал на будни, что повышало бы шанс на спокойный отдых, но на воскресенье появились дела на Мшинской, поэтому в два часа дня субботы я выехал из города.

Пробка на гатчинской объездной, пробка из-за ДТП в Выре, в начале пятого уже еду по дороге Толмачёво-Осьмино. Съезд на Муравейно через пару километров после съезда на Бежаны, и если последний обозначен указателями с обеих сторон дороги, то съезд на Муравейно никак не обозначен, разве что знаком «примыкание второстепенной дороги справа».

Дорога по лесу сухая, но ухабистая. После сосняка уходит в низину, с противной лиственной порослью, пересекает нефтепровод и вскоре выходит к берегу Луги. Направо по берегу дороги нет, сразу овраг. Налево пошла дорога вдоль реки. На большинстве карт эта дорога проходит мимо паромной переправы, пересекает водную преграду в виде старицы (как пересекает, интересно?), и идёт по левому берегу Луги в сторону Вяза, теряясь на полпути до этой деревни.

Я продумывал запасные варианты на случай, если не удасться форсировать старицу, поглядывая на возможные места остановки на берегу. Везде высокая трава и крутые обрывы, лодку не спустить. С другой стороны, обнадёживало найденное на youtube видео 2011 года с названием «Вдоль р.Луга. Муравейно», где форсируют предположительно эту старицу по сухому настилу из горбыля.

Меньше чем через километр, справа — паром на Муравейно, люди, контейнер и гаражи. Еду дальше. Вот и спуск — да, выход в реку из старицы щедро засыпан деревом, причём не брёвнами, а горбылём. В дальнейшем дорога на многих участках будет отремонтирована таким же образом. Поскольку она явно не на балансе Лужского района, и дорогой не является, то какие-то частные дядьки привозили сюда горбыль за свой счёт. Осознавая это, я всё время напрягаюсь и озираюсь: многократный опыт показывает, что вложение в общественное формируют у человека ощущение собственности на это общественное. «Слышь, паренёк, мы тут асфальт за свои деньги ложили, а ты тут машину ставишь. Да похуй, что это твой подъезд. Мы тут асфальт за свои деньги ложили» — это я слышал в разных вариантах неоднократно. Я так и ждал, что из кустов выйдет мужик, махнёт рукой, чтобы я остановился, и скажет: «Слышь, ты чё тут едешь? Мы тут горбыль за свои деньги ложили». Но, из кустов никто не вышел, да и были они, в основном, с одной стороны — дорога идёт прямо по краю обрыва над Лугой, иногда в опасной близости от края.

Периодически дорога уходит в лес, а потом выходит на открытое пространство, которое называют поймой, но это неправильно. Пойма — это то, что хоть когда-нибудь заливается при половодье или паводке, а лужская пойма между Муравейно и Вязом не заливалась с незапамятных времён, это не Толмачёво. В «пойме» растут вязы с диаметром ствола больше метра, им лет по 300. Хватает и красивого разнотравия, когда-то здесь косили — поэтому это ещё не лес.

Легковая машина тут не пройдёт, даже по сухой погоде. Встречаются ямы с непросыхающей грязью, очень неприятные перепады высоты, где нужны короткие свесы. Впрочем, Дастер скорее всего пройдёт, если аккуратно.

Вскоре, километрах в двух от парома, появился прокатанный в траве съезд с дороги в сторону реки. Пройдя по нему пешком, я обнаружил отличный пляж, удобный для спуска лодки берег, остатки кострищ и место для стоянки машины. Решил, что этого мне хватит, и не стал продолжать двигаться в сторону Вяза по основной дороге; лучшее — враг хорошего. В целом, это оказалось правильно — далее к реке было не более двух сьездов, и оба хуже моего.

Со стоянкой сейчас своя беда — если горбылёвую дорогу я миновал и мужик из кустов за мной бы уже вряд ли гнался, то какой-нибудь инспектор или активист по надзору за водным кодексом в любой момент мог бы нагрянуть и померять расстояние от машины до уреза воды. А для Луги это вроде бы 100 метров — ближе машину ставить нельзя, вне дорог с твёрдым покрытием. Поскольку свою я поставил метрах в двадцати, дамоклов меч штрафа от природоохранных беспредельщиков висел надо мной всё время пребывания.

Ещё большим дамокловым мечом были всякие рыбнадзоры и ГИМСы. Последний мог спросить документы на надувной «Викинг» и наличие спасжилета, который хоть и был у меня с собой, но носить его совсем неудобно. Рыбнадзор, по отзывам на форумах, потрошит у лужских рыбаков рюкзаки, обшаривает машины в поисках запрещённой рыбы и орудий лова. У меня было 4 спиннинга, но в качестве оснастки я захватил кучу китайских кормушек с сетками. Уловистость этих кормушек, судя по видео от простых мужиков с youtube, должна была впечатлить. Кроме того, у меня был полный рюкзак моих любимых орудий лова, которые заставляют трепетать инфантильных членов «Питерского клуба рыбаков».

Помимо дорожников-горбыльщиков, гимсовцев и рыбинспекторов, самым главным стрессирующим фактором было ожидание того, что на этот милый пляж приедет кто-нибудь ещё. У меня ещё не было ни одной вылазки на природу без этого: ты находишь пустое нормальное место, становишься на него лагерем, и только обживёшься — приезжает кто-нибудь ещё и ставит палатку рядом с тобой. Для того, чтобы так сделать, в моём понимании, надо быть долбоёбом. Мне бы никогда не пришло в голову встать рядом с кем-то: я бы искал место всё светлое и тёмное время суток, проехал бы десятки километров — но нашёл бы такое, где я был бы один. «Всякий сброд чрезвычайно общителен», как любит повторять моя мама, цитируя Шопенгауэра.

И наконец, в сети проскакивают отзывы о неприветливости муравейнинцев, об их прямых заявлениях о нежелании видеть у себя чужаков. Например, я живу в деревне в Кировском районе Ленинградской области. У меня соседи с двух сторон. С одними я здороваюсь кивком головы, с другими не здороваюсь вообще. Больше я в деревне знаю НИКОГО, а там 384 домовладения. И мной никто не интересуется, по крайне мере видимо. Вот это — нормально. В таких же местах, как Муравейно или Бежаны, все друг друга знают. Наверняка все друг с другом здороваются. Поэтому я не смог бы жить в этих деревнях — не могу здороваться или общаться, когда не хочу. А не хочу, в общем-то, всегда.

Накачка лодки, сборка пола занимает час. В «Викинге-340» самое сложное — засунуть стрингеры, скрепляющие три из шести фрагментов фанерного пола. Мотор я не брал — во-первых, дополнительное привлечение внимания, во-вторых, мне явно нужна физическая нагрузка в связи с лишним весом. Когда я только купил эту лодку, в собранном виде я мог перенести её на плече. Последние три года я уже не могу её поднять — только волоком. На Ояти приходилось буксировать её машиной, без транцевых колёс.

Пока собирался, меньше чем за 2 часа проехало 3 моторки — одна проползла в сторону Муравейно, с хилым двухтактным движком, и две казанки прошли с интервалом в час в сторону Вяза, обратно они в этот день не возвращались. Оценив интенсивность движения, я решил, что втихаря мне тут будет не половить. И ошибся — с шести вечера больше лодок не было. В шесть отплыл в сторону Вяза и я.

Два спиннинга одновременно мутить не стал, поставил в держатель один «крокодайл» и повесил воблер с заглублением 2 метра. Даже если идти посередине реки, на Луге часты отмели или топляк — воблер периодически цеплялся, но не наглухо. Забегая вперёд, на 16 километров пробега по реке на вёслах, с разными воблерами, улов на этот способ ловли в Луге — полный ноль, как и в прошлом году в Бежанах. Это немыслимо, например, для Новоладожского канала — там любой дурак на километр пробега поймает хотя бы окуня или щурёнка непищевого размера.

Луга между Муравейно и Вязом отличается от Луги в районе Бежан: расход воды в ней теоретически больше не становится, значимых притоков нет, но при этом появляются широкие участки, в целом река становится шире. Хотя, как раз напротив моего пляжа было ровно 30 метров — аномально узкое место, но якорь мой с трёхметровым тросом нигде не доставал дна. У пляжа было обратное течение, а у противоположного берега — мощная глубокая струя.

Вскоре MAPS.ME показал, что я добрался до крайних домов Вяза. Если будете гуглить про эту деревню, там в выдаче какой-то «умный» кабинетный краевед, идеально соответствующий описаному образу псевдоучёного из «Имитационные науки. Филология«, рассуждает о происхождении названия «Вяз». Мол, вязов там нет, поэтому название произошло от слова «вязило», то есть болото. Есть там вязы! Ещё какие, многовековые! И не образуются так слова: не «х…й» от слова «х…йло», а наоборот! Деревне Вяз еще в 1500 году было бог знает сколько лет, и тот, главный вяз, уже давно утрачен — он не живёт 1000 лет, как дуб. Вязы там есть, а вот с болотами как раз проблема. Как и с краеведами-долбоёбами.

Интернета от Мегафона у меня на пляже уже не было, а ближе к Вязу пропала и сеть вообще, поэтому навигатор только офлайновый. Поскольку моя стратегия — не привлекать внимания, заплывать глубоко в Вяз я не стал, и развернулся. Теоретически, я находился в районе урочища Растишино и в месте впадения Растише(и)нского ручья. В сумерках никакого ручья я не заметил. Вообще, эти названия — Растишино и Растиши(е)нский — словно бы вымараны из поисковой выдачи, найти нельзя практически ничего, кроме Викимапии.

Было около восьми вечера, и по дороге обратно надо было выставить мои любимые орудия лова. Между Муравейно и Вязом, кстати, по левому берегу встречаются небольшие заросли кувшинок — их отсутствие меня удивило на бежанской рыбалке. До темноты я поставил 4 штуки — 40, 45, 60 и 65 мм, в расчёте на трофей, в перспективных местах — у поваленных деревьев, у кувшинок. Я только теперь понимаю, что на Луги трофеи живут в ямах, их просто так не выковыряешь. Но хотя бы лещ какой, а?

Гребля назад немного поднадоела, всё же 2 км/ч течения дают о себе знать, в то время как чистая скорость «Викинга» на вёслах не сильно превышает 4 км/ч. На пляж приехал полодиннадцатого уже в сумерках, пошатываясь, пристегнул к спиннингу китайскую кормушку с сеткой, зарядил варёной сечкой, забросил и прислонил к торчащей из воды рогатине, оставленной доночниками. Пока таскал из лодки вещи, глянул на кончик спиннинга — клюёт; действительно, попалась рыбка весом граммов 100. А я ещё думал, что ячея крупновата.

Ночевал в машине, в зимней куртке и на двое штанов. Несмотря на наличие капюшона с мехом, без шапки замёрзла голова. Ночью было плюс 6, и это 4-го августа. Полнейшая тишина, дороги на Осьмино не слышно вообще, в отличие от Бежан.

Встал около 6 утра. Повторная ходка к Вязу принесла горькое разочарование. Ладно там спиннинг, от него особо и не ожидалось, но все любимые орудия оказались пустыми. Как и в прошлом августе, река производила впечатление неживой. Время до обеда я провёл на пляже, пытаясь двумя донками взять реванш вчерашними снастями — безрезультатно. Маленькая пойманная в сумерках рыбка стала моим единственным трофеем. До часу дня прошло 2 моторки, одна из которых была надувная, и обе опять в сторону Вяза.

В час двинулся обратно. После проезда мимо паромной переправы, в лесу много грибников, стоят машины, попался рыбак с удочками на мопеде. На Мшинской в это время загружали мангал дровами.

Возможно, некоторые будут недоумевать, что это я пиарю в открытом доступе такие заповедные места, ведь сам осуждал подобных ослов в публикации про Старую Малуксу. Во-первых, как справедливо заметил один мой критик, меня никто не читает. Критик этот, кстати, назвал меня безграмотным после ознакомления с моим видео о «хорошем» Вавилове и «плохом» Лысенко; это тот случай, когда невежественный человек кидается в атаку на специалиста и сам не понимает, что делает; уж на Вавилове-Лысенко я собаку съел и весь этот школьный бред про гонения на генетику вызывает тошноту, не более. Во-вторых, поисковый запрос «Муравейно» реализуется в Яндексе от силы раз 100 за год — этой деревней интересуются почти только исключительно местные жители. По запросу «Бежаны» мой сайт давно вверху поиска, и что? Тридцать посетителей за год по этому ключевому слову. Поэтому, дорогие любители уединенного отдыха, можете не беспокоиться. И ревнители спортивных методов ловли рыбы, хоть я и считаю вас глубокими дебилами, но успокойтесь — ихтиофауне урон нанесён не был.