В чём мы сходимся с соучредителем, с которым во многом расходимся, так это в отношении к авторской песне.
Вчера смотрели в записи интервью управляющего директора ПМГРЭ. Журналисты спрашивают: с чего вы пошли в эту профессию, как стали геологом? Директор отвечает что-то в духе, мол – романтика, песни у костра.
– Я когда слышу песню “Милая моя, солнышко лесное”, меня трясти начинает, – говорит соучредитель, – вот реально колотит, даже дети не понимают, “Да чего ты, папа, нормальная же песня”.
– Да, – говорю, – за туманом, блять, и за запахом тайги.
– А я, – продолжает соучредитель, – сразу вспоминаю наших учёных.
Пару раз в студенчестве я был на вечеринках в общаге СПбГУ, где будущие PhD, кандидаты и доктора, зная, что я владею гитарой, просили спеть “Милую мою”. А также “Перевал, за которым исполненье надежд”, “Лыжи у печки стоят”, “Атланты держат небо” и прочая. И я пел! Через губу немного, но пел, потому что других девушек вокруг не было, только эти. Которым нравятся такие песни. И пел потому, что все эти песни наизусть знал. Хотя, выучил не по своей воле.
Мать моя фанатела от авторской песни. До моего рождения она слушала бардов на катушечном магнитофоне, так что я это начал впитывать еще на уровне яйцеклетки. В 80-е, когда уже был я, она перешла на кассетный магнитофон. Помню, у “Электроники” сломалась кнопка, которая на иностранных магнитофонах называлась “Play”. Кнопка не фиксировалась, и чтобы кассета играла, надо было непрерывно держать кнопку пальцем. И мать могла часами держать. Чтобы слушать Дольского.
В 1986 году мы переехали в новую большую квартиру, куда купили проигрыватель для грампластинок и деревянные колонки. Барды тогда уже массово пошли издаваться на пластинках. И, все выходные в квартире стоял фон из бардовской песни под гитару, льющейся из хороших колонок с басами.
Для меня все барды-мужчины были на один голос, кроме Высоцкого, который стоял отдельно и до сих пор для меня стоит отдельно – это бегун, ушедший в такой отрыв, что никто никогда его догнать не сможет. Подражая матери, которая по голосу могла определить барда, сказав “это такой-то”, я как-то решил выпендриться перед тётей, услышав бренчание:
– Это Дольский!
Тётя неподдельно возмутилась:
– Да какой же это Дольский, если это Окуджава?!
Со временем я, конечно, стал отличать Дольского от Окуджавы. У них неплохая поэзия. Да и у Визбора тоже. Поэзия Вероники Долиной мне нравится, хоть и сын её Антон сейчас иноагент, да и кинокритиком был, говорят, никаким. Но, очень часто вы можете наблюдать в том же фэйсбуке ситуацию: автор хороший, а подписчики дерьмо. То есть, автор делает хороший контент, а потребляют его люди совсем не хорошие.
Я, вообще, не люблю людей развратных. Не вижу прелести заниматься сексом в палатке, это примерно как заниматься на помойке. Никогда не пью на природе, только дома. Если человек женат, или замужем, то у него есть дом, где можно и нужно заниматься сексом. Палатка тут никак не вписывается. А если не женат и не замужем, то с сексом ему надо повременить, пока не женится или не выйдет замуж. Иначе, это получается разврат, и никак положительно это человека не характеризует.
Поэтому, романтика у костра мне особо была не понятна, и всегда вызывала омерзение. Или, вы считаете, бывает романтика просто так, без секса? Не думаю, зачем тогда романтика. Эталонный бард – это, наверное, Олег Митяев, развратный и легкомысленный человек. Вероника Долина глубокомысленная и развратная. За развратность Дольского не скажу, но его и у костра не поют. Окуджава хорош, развратность ограничена слабым сердцем. Розенбаум бесит попыткой косить под русского. Разные же кукины, клячкины, новеллы матвеевы – это вообще ни о чём, блеяние.
Но всё же, авторская песня больше ассоциируется у меня не с её авторами, а с её слушателями, как и у выше упомянутого соучредителя. Он сам бывший аспирант, а я соискатель, но мы не любим учёных. За инфантилизм, бесхребетность, безответственность и развратность. Мы среди них жили и работали, поэтому знаем. Я даже пел для них. Вот среди работяг вы мало найдёте любителей бардовской песни. И с палатками у них нет времени шляться. Поэтому, работяги нам как-то ближе.