Метка: 90-е

В середине девяностых мой младший брат, ещё школьник, зарабатывал расклейкой объявлений и купил бэушный мопед. Это была, скорее всего, «Рига-13». С мопедом он вошёл в тусовку местных мопедистов-мотоциклистов, собиравшихся на кургане у метро «Проспект Большевиков». Техника была у всех разной крутости, а самая крутая у кругленького парня по прозвищу Колобок — настоящая новая «Ява».

Как-то брат пришёл домой грустный и сказал, что мопед у него на кургане отобрали. Оставили, правда, взамен какой-то дутик с маленькими колёсами, но до Риги-13 этому средству передвижения было далеко. На дутике приехал тот, кто Ригу отобрал, и просто решил обновить себе технику, украв мопед получше.

Мотобратаны подсказали, что похититель, предположительно, с улицы Чудновского, а это был враждебный нашему квартал, мы там никого не знали. Из особых примет у похитителя были только плохие зубы, и даже, вроде бы, погоняло — Беззубый.

Надо было обращаться к авторитетам. Такой нашёлся в параллельном классе у нашей младшей сестры, которая была ещё младше брата — ей тогда было 10 лет. Криминальному авторитету Диме Гурдову тоже было 10 лет, но он уже сидел в тюрьме, ну или в колонии, потому что в возрасте шести лет кого-то зарезал. Жил Дима в соседнем с нами общежитии троллейбусного парка, куда я к нему и отправился.

Помня, что Дима криминальный авторитет, я общался с ним не грубо, он тоже не выёживался. Согласился показать, где тусуется похититель мопеда. Я забил стрелку на завтра, на 17 часов, и решив предупредить, чтобы всё было без обмана, немного перегнул:

– А то пи*ды получать будете.

Диму это очень оскорбило, но я замял — мол, ладно, ладно. До этого я уже слышал, что криминальные авторитеты не любят, когда ругаются матом. Надо только по фене, а её я не знал. Вообще, наша беседа выглядела смешно: Дима не по годам маленький, с виду мальчик-одуванчик, никак не скажешь, что убийца; я студент первого курса, ростом метр девяносто два, весом под 100 кг, имеющий дома штангу и гантели и ежедневно их применяющий, и как раз под ёжик подстригшийся.

Для предстоящей стрелки нужны были крепкие люди, потому что идти одному, пусть и с братом-школьником, в квартал к «чуднарям», да ещё и пытаться их там нагнуть — это было смешно. Самым качком из бывших одноклассников был Тёма Виноградов, который учился в Горном. К нему домой я и направился. Лифт не работал, а на чёрной лестнице я встретил только что, видимо, позанимавшуюся сексом пару из школьницы и мужика лет тридцати пяти. Тёмы дома не было. Несколькими балконами выше тусовались его друзья, а среди них Дима Гофрен, который тут в фэйсбуке у меня в друзьях, вроде. Диме во время катания на товарных поездах отрезало поездом обе ноги, он ходил на протезах и с палочкой, при этом был авторитетом — сам факт инвалидности усиливает уважение, недаром и Кумарин не делал себе искусственную руку, хоть и мог себе её позволить из чистого золота.

– Тёму ищешь? Его нет дома, в институте наверное.

Я объяснил, что надо помочь отбить мопед, и Тёме я проставлю пузырь.

– Пузырём ты, скорее всего, не отделаешься, Тёме сейчас надо денег на бензин, – сказал Дима, – а ты к участковому не хочешь обратиться?

Денег на бензин дать было сложнее, чем пузырь, а Тёма ездил в Горный на отцовской «Ниве». К участковому из уважения к авторитету Димы Гофрена я сходил, но участкового не было на месте — он работал не каждый день, и у него был выходной. Не помню, посоветовал ли мне Юра Гужов, или я сам вспомнил про Ваньков — это были два автомеханика, Ваня Сумский и Ваня Шульгин, которые ушли из школы после 9-го класса.

Ваньки, как ни странно, сразу согласились. Мне было немного неудобно, потому что друзьями мы были не самыми близкими, хотя Сумский когда-то во втором классе дал мне попробовать первую сигарету, а потом мы тусовались в микроавтобусе его отчима, который назывался «Бэдфорд». Происходил Сумский из-под Винницы, где проживал его отец, и опасался, что его могут принять за еврея из-за фамилии на -ский. «Это чисто украинская фамилия — Сумский», говорил Ваня. Хотя, когда в 2022 году выпустили задержанного СБУ одесского журналиста Юрия Ткачёва, на видео после выхода он похож на Ваню. А Ткачёв немного еврей. Но, Ваня был человек хороший. Ростом, как и я, с метр девяносто, и физически развит — работал раньше землекопом на Киновеевском кладбище.

Второй Ваня, Шульгин, был совсем русский — при этом папа у него работал музыкантом, играя в оркестре на каком-то духовом инструменте, а мама производила впечатление бодрой деревенской женщины, совсем не городской. Ростом он был пониже Сумского, но руки у автомехаников всегда крепкие.

Ехали с Ваньками в лифте, и я, чтобы разрядить обстановку, предположил, что по завершении операции «может, бухнём». Ваньки гордо дали понять, что такое предложение им неинтерсно — это у нас, студентов, бухнуть считалось приключением, а они из этого возраста давно вышли.

Предварительно Беззубому должны были от нас передать, что мы вернём ему его дутик, а он нам отдаст Ригу, на этом расходимся. По идее, дутик надо было тащить с собой на стрелку, но я принял решение оставить его у нас на балконе — слишком глупо мы бы выглядели в чужом квартале, катя дутик. И не зря принял, потому что похититель, как выяснится позже, на стрелку и не собирался.

Надели тяжёлые ботинки, у Ваньков была одежда с капюшонами, что-то тяжёлое в карманах, у меня был самодельный кастет из больших строительных заклёпок и ремня, надевавшийся на кулак. Мать снимала на видеокамеру из окна, как мы впятером, с братом и Димой Гурдовым, идём вдоль дома по Российскому проспекту, 14 — грозной и мрачной походкой. «Пошли… мочить», говорит она за кадром.

Стрелка была забита у 25-й поликлинники на проспекте Солидарности. Однако, время тикало, а Беззубый не являлся. Гурдов же утверждал, что всё ему передал. Положение было дурацкое, и мы решали, что делать. Идти, прочёсывать чуднарский квартал — а если этот чёрт дома сидит, и никто ж не скажет его адрес.

– А вот он, – вдруг сказал брат, – вон он едет, мой мопед!

Во дворах, которые от поликлиники на север, двигался мопед с похитителем, но двигался совсем не в нашу сторону, и нас он вообще не видел. Как выяснилось потом, он просто катался по дворам. Двигался он в сторону улицы Кржижановского.

– Сидеть здесь! – рявкнули Ваньки на Гурдова.

И мы побежали.

Не помню, чтобы когда-либо в жизни я старался бежать так быстро, к тому же в тяжёлых ботинках. Мопед скрывался из виду между домами, и мы разделились на четыре направления — Сумский бежал на север по направлению к улице Чудновского, я максимально вправо, в сторону Кржижановского, а брат с Шульгиным посередине. Вскоре мы потеряли друг друга из виду.

Выбежав к карману улицы Кржижановского, напротив гаражей, я увидел мопед, который удалялся от меня на север. Он двигался по тротуару и не очень быстро, но был уже далеко. В следующую минуту он выехал на проезжую часть улицы Чудновского и дал газ.

Дальнейшее немного напоминало кино. За мопедом, двигающимся по Чудновского в профиль ко мне, появился силуэт Сумского, нёсшегося огромными прыжками. Раз, два, три — он выбросил руку вперёд и схватил мопед за багажник. И, мопед останавился.

Я, переводя дыхание, медленно шёл по карману. Похититель, между тем, объяснял Сумскому, что произошла какая-то ошибка, и мопед это его. Из дворов появились брат и Шульгин. Сумский прикатил к нам заглохшего Беззубого.

– Твой мопед? – спросил Сумский у брата.

– Мой.

– Это не я! – сделал последнюю попытку похититель.

Мы смутились, может действительно не он, ведь мы впервые его видим.

– Зубы покажи! – рявкнули Ваньки.

– Зубы у меня… плохие, – смутился Беззубый.

Я размахнулся и дал ему кастетом справа в голову.

– Прости! – почему-то заныл он.

– Я, бл*дь, тебя не прощу, – автоматически ответил я и ударил ещё раз, фронтально.

Эту сцену, как потом рассказали, наблюдал стоявший у подъезда мужик, и ржал.

Мопед мы забрали. Дутик достался нам трофеем, и его забрали Ваньки, чему были очень рады — они любили технику и тюнинг разных пепелацев. После операции пошли гулять на курган — была эйфория, кураж, и желание отпиздить кого-нибудь ещё. Жертвой оказался доберман, выгуливаемый без поводка припонтованной семейкой из зятя, тёщи и дочки. Доберман агрессивно лаял и на отбитый мопед, и конкретно на меня, за что получил удар в челюсть ботинком. Взвыл, и унёсся вникуда с кургана. Забавно наблюдать за припонтованной семьёй, в секунду оставшейся без защиты, в лице своего добермана, перед компанией подростков. Зять давил на то, что мы оскорбляем женщин, обзывая их матом. А мы обзывали их матом, потому что они пытались отстоять право добермана лаять, на кого хочет. Такого права у собак нет. Но, сделать нам ни зять, ни женщины ничего не могли — доберман убежал, и, быть может, навсегда.

Через пару дней я встретил Гурдова, который передал, что у Беззубого перелом носа и травма челюсти. И, что толпа чуднарей с ножками от табуреток нас искала. Я только поулыбался — после «Прости!» от Беззубого я никаких чуднарей уже не опасался, хоть с ножками от табуреток, хоть без. Как и Ваньки.

Брат после этого разрешил мне кататься на своём мопеде, но хватило где-то на год — потом запретил. Хозяйственный он всё же, прижимистый. Поэтому и большой начальник сейчас.

Прочитал на сайте Гриши Миргородского рассказ о том, как он вступал в Армию Израиля (спойлер: не вступил), будучи жителем Москвы и не собираясь получать гражданство Израиля.

Вспомнил, как в 1998 году я пытался устроиться контролёром билетов в электричках. В 90-х на Балтийско-Варшавском направлении по электричкам ходили группы крепких ребят, сшибавших с пассажиров деньги. Сшибали небольшую сумму, которую отдать было выгоднее, чем покупать билет. Бегать от них было тяжело, могли и догнать. Наблюдая некоторых из них регулярно, я видел, как они от месяца к месяцу толстеют и матереют. Очевидно, работа была денежной. А у меня с деньгами были проблемы, и хотя контролёров народ не любил даже более, чем ментов, внутренне я согласился принять это унижение. И отправился на Балтийский вокзал.

– Как можно устроиться на работу контролёром билетов в электричках? – спросил я тётку в справочном окошке.

Вопрос вызвал у неё замешательство, она переспросила:

– Вы имеете в виду работу ревизором?

– Да, наверное.

– Они базируются на Варшавском вокзале.

Варшавский тогда был главнее Балтийского, там ходили поезда дальнего следования. Служебные входы в здание не охранялись, как и почти все входы в те времена. Слоняясь по длинным коридорам с явно дореволюционными полами и дверями кабинетов, я нашёл, наконец, кабинет контролёров-ревизоров, направление на который мне кто-то из местных указал. Кабинет был закрыт.

Дождавшись в коридоре появления случайного сотрудника вокзала, я спросил у него про ревизоров, и вот что он мне поведал. Контролёров-ревизоров на Балтийско-Варшавском направлении работает всего 2 человека, но у них обоих сегодня выходной.

Подумав, что перспектива стать третьим довольно сомнительна, больше попыток устроиться на железную дорогу я не предпринимал. Очевидно, что контролёры, “работавшие” тогда в электричках, отношения к железной дороге не имели. Потом, через годы, когда я стал гораздо борзее и потерял последний налёт интеллигентности, я бы просто спросил у сшибающего деньги крепыша – как, мол, попасть в вашу команду. Но к тому времени, во-первых, отступила такая острая нужда в деньгах, а во-вторых, железная дорога отдала продажу и контроль билетов на аутсорсинг, и всё стало легально.

До сих пор завидую этим ребятам из электричек, в 90-е у них была реально денежная работа, пока мы голодали.