Как думаете, есть разница между “уличным художником” и вандалом? Для меня её нет.
Вроде и регулярно проезжал мимо Невского рынка на пр. Обуховской обороны, а пропустил момент, как он стал местом глумления для неформалов.
В 2001 году я работал старшим смены охраны на этом рынке. У него ещё есть двор с отдельно стоящими зданиями, куда вход с улицы Ольминского. Главным на рынке был ингуш Магомед, приезжавший на огромном серебристом мерседесе. Странная улыбка Магомеда, не сходившая с его лица, заставляла думать недоброе.
Вторым человеком на рынке называл себя азербайджанец Расиф, бывший боксёр, который работал кем-то вроде администратора. К нему обращалась с заказами на убийства – например, парикмахерша-наркоманка со второго этажа заказывала своего мужа.
Сменщиком Расифа был чеченец Эсхирханов, которого называли Коля – самый жизнерадостный тип, фанатевший от игрового автомата, где мягкие игрушки вытаскивают крабом.
Ночью к охране приходило усиление, в основном менты на подработку. Я был всего лишь лейтенантом запаса и студентом магистратуры, а ночью мне подчинялся целый подполковник милиции Панков – колоритный тип с усами. Как-то Панков выловил ночного вора, залезшего во двор за цветным металлом от старых холодильников, и привёл ко мне в кабинет.
– Фамилия, имя? – спросил я вора.
– Андрей Платонов, – быстро ответил вор.
– Писатель?
Вор замялся. Мы его отпустили.
На этом рынке я познакомился и с другими русскими людьми, которые торговали. Бывший сотрудник Леноблисполкома продавал на улице колготки. От него я узнал, что исторически Всеволожский район контролируют армяне, а Выборгский – азербайджанцы.
У помойки за главным зданием рынка тусили бомжи; дворник Витя пил “Льдинку”, напаивал приходящую бомжиху с лицом персидско-иранского типа, которая теряла сознание и была доступна; говорили, что у неё пятеро детей.
Продавец рыбы Механошин скандалил со своим наёмным работником, выгоняя его без зарплаты, а работник буянил; тётка, похожая на мою тёщу, искала наркотики, а мне заговаривала зубы словами “вы мой сын”; южные люди восхищались толстым русским продавцом, который выпивал за вечер три литра водки, при этом первый литр не закусывал (“спэциально закускы нэ дэлает!”), а дальше пепси-кола; мастер по обслуживанию игровых автоматов показывал мне дугообразные следы на стене за “крабом” с мягкими игрушками и мрачно констатировал, что автомат переворачивали – я думал на чеченца Колю.
На этом рынке в 2001 году произошла интересная история, связанная с начальником охраны Станкевичем – положительным мужчиной в очках, типажа Михаила Горбачёва. И не только внешнего типажа: Станкевич оказался предателем, перебежавшим к Магомеду от своих патронов и сослуживцев по ментовке – Черкесова и Орихана. Черкесов, кстати, был старшим братом тогдашнего полпреда, впоследствии главы ФСКН. Когда я увольнялся, Орихан выдал мне 80% зарплаты, а 20% прикрыл ладонью.
– Андрей, мне надо, чтобы ты рассказал про одного человека.
– Станкевича?
– Я сам не верю, мы вместе с Василичем с ним служили. Что он задумал?
– Его Шамсутдин Гусейнов убедил работать с Магомедом, а вас с Василичем они кинут на деньги. Станкевич согласился.
Орихан поводил головой, сказал что-то типа “ну, бля” и отдал мне оставшиеся 20% зарплаты. Дома я напился: ведь даже сдать точного предателя – это стукачество, и делать этого нельзя. Нужны были деньги – молодая семья, жена беременная, и так далее. Сейчас бы я так не сделал, даже будучи совсем без денег.
Много душевных моментов связано с этим рынком. “Уличные художники”, наверное, действительно не втыкают, что мажут краской людей прямо по душе. Которой у них самих 100% нет. Тонкой материи, из которой кроится душа, в мире ограниченное количество. Чем больше людей, тем они недушевнее. А много и совсем никаких.