Метка: наука

Размышлял в ответ на комментарий, что работодатели предпочитают выпускников “зубодробительных институтов” выпускникам классических университетов (и это всегда было так), и решил отдельно написать.

Классические университеты типа МГУ или СПбГУ, по сути, плодят жуликов для экономики.

На дне первокурсника у входа в СПбГУ (где недавно памятник снесли) после выступления Вербицкой нас напутствовал некий седовласый профессор словами “Запомните, ребята: в школе учат, а в университете учатся!”. То есть, учись сам, как знаешь, чего научишься, того научишься. В уставе СПбГУ уже в то время было свободное посещение лекций (и это интернета не было ещё) – хочешь, ходи, хочешь, не ходи.

Оказалось, что “учат” не только в школе – всех моих одноклассников, пошедших в техноложку и текстилку, именно учили, и из них получились инженеры. Это стало понятно ещё на первом курсе – у них, как в школе, задавали, требовали и спрашивали. У нас в СПбГУ не задавали, не требовали и хотя и спрашивали, но по-особому.

Суть университета (и в западных так же, я потом читал), что во время общения с преподавателем (на сессии или перед ней) тебе постоянно задают вопросы, на которые ты не знаешь ответа; а ты постоянно учишься на такие вопросы отвечать. Через четыре года ты можешь ответить на любой вопрос, ответа на который не знаешь, хоть прямую линию со страной проводи, как Путин (тоже ЛГУ закончил). Ответить так, что не теряешь лицо, и у аудитории впечатление, что ты ответил легко и уверенно.

Но ведь это свойство жуликов, и инструмент жуликов.

Разве не так?

Ну и естественно, такие люди не нужны на производстве – их надо избегать, как огня. Они любой косяк представят так, что всё нормально.

Это жулики.

Ночью ругался по телефону, не в первый раз, со старым товарищем по университету. Он был однокурсником моей жены, а погоняло имел по месту жительства – Негр. Жена рассказывает, что когда перед поступлением у них был день открытых дверей (или консультация перед вступительным экзаменом, не помню), Негр немного опоздал, ввалился в аудиторию с “дипломатом” и с таким видом, что она сразу подумала “этот не поступит”. Но, Негр поступил, потому что на почвоведение нужны были мальчики. Какой проходной балл был в те годы, стыдно вспоминать, я-то набрал на 4 балла больше.

Когда стала подходить к концу магистратура, на курсе Негра в пределах кафедры остались только двое студентов: он и моя будущая жена. А место в аспирантуру – одно. Негр был очевидно глупее моей жены, ну вот прямо скажем – он был туповат, хотя может это и не отсутствие ума, а такой ум, но кандидатскую он бы никогда не написал. Однако, Вербицкая тогда совершенно официально повторяла “девочкам в армию не идти”, обозначая гендерные приоритеты при приеме в аспирантуру. Научная руководительница, которая у Негра с моей будущей женой была общая, и которая являлась де-факто завкафедрой, выделяла в студентах только одно главное качество: контролируемость. И, конечно, Негр был полностью контролируем, он в основном мычал и кивал. И в армию не хотел. А моя жена совсем другой человек.

Для неё это была серьёзная личная трагедия, когда ей дали понять, что в аспирантуру, несмотря ни на какие оценки, возьмут Негра. Её отец кандидат наук, лектор, преподаватель, а у Негра просто пьющий бывший военный. Через несколько месяцев ей удалось поступить в аспирантуру в СПбГАУ, и через 4 года стать кандидатом наук. Но в СПбГУ нам давали к.б.н., а в ГАУ – к.с.-х.н., в приличном обществе губу кривят – колхоз, навоз, Лысенко.

А Негр так и не защищался, пересидев аспирантуру, непонятно зачем – не было известно ни одного случая, чтобы нас, биологов-лейтенантов, призывали в армию. Хорошие отношения с нами он сохранил – был даже крёстным у нашего сына и тамадой на свадьбе у сестры. О приглашении тамадой, правда, все пожалели, потому что тупой тамада – это сами понимаете, но Негр брал 100 долларов вместо 300 по рынку. Он вообще позиционировал себя тамадой, чтобы перебороть комплексы – так-то, менее подходящего на роль тамады и представить трудно, но Негр хотел вышибить клин клином. Однажды он пришёл ко мне вечером на смену – а я знал, что в тот вечер у него мероприятие, проведение свадьбы. “Фиаско, фиаско”, повторял он. Со свадьбы в “Конти” его просто выгнали.

На свое 25-летие Негр заказал лимузин, мы ездили по городу и чувствовали себя белыми людьми. Я был без жены, и впервые насмотрелся тогда на танцующих перед тобой на столе совершенно голых девок. С Негром вообще получались хорошие пьянки, я и в Смоленке плавал, утопив все документы и деньги (Негр тогда отдал мне свои сухие штаны, а сам поехал на такси без брюк).

Но вот, когда созваниваемся, а живёт Негр давно под Москвой, мы ругаемся. По поводу отношения к действительности, в основном. Во время короновируса такой лай у нас стоял, хоть выноси – он меня в Бергамо посылал на трупы посмотреть, а я его на три буквы, условно. Вчера из-за Телеграма сцепились. Негр по жизни принципиально пользовался только кнопочными телефонами, ибо для смартфона он туповат. И жене своей смартфоны запрещал, чтобы умной себя не считала. Но, буквально год назад его на работе заставили, под угрозой увольнения, взять смартфон и начать пользоваться Вотсапом. Ну, он начал, такой вот рак на горе свистнул. А Телеграм – нет, выкусите! Телеграм на работе не требуют, значит Негр его ни за что не поставит! А те, кто пользуются Телеграмом – дебилы вообще!

Я, имея ночью время и стараясь тренироваться в полемизировании с тупыми, объяснял преимущества Телеграма, но был перебит в итоге аргументом, возразить на который не смог: “Вот вы пользуетесь Телеграмом, а вам квартиры жгут”.

Была ночь, в квартире Негра спали двое его детей, и на заднем плане я несколько раз слышал голос жены Негра, которая рявкала примерно дословно: “Хули ты орёшь? Нах иди на улицу, и там ори!”. Она вообще деревенская у него, поморка из-под Онеги. Единство и борьба противоположностей.

Многие пишут, годами переживают, ждут, когда же режим падёт, всё такое. Проблема-то всегда была не в режиме, а в мудаках вокруг. А мудак – это нечто генетическое, они при любом режиме примерно в одинаковом количестве существуют. Есть интервью Павла Глобы года 2008-го, где он рассуждает, что дьявол – это кусок ДНК. И это действительно так, пляски с уколами мРНК являются, по сути, распространением определенных кусков генов. Приди сейчас режим вдвое худший, чем есть, или вдвое лучший, ключевая проблема решена не будет, а остальное всё мелочи. Пережили же мы 90-е, а вот мудаков пережить нельзя. Их больше будет, потому что нужный “кусок ДНК” учёными уже установлен.

Во дворе СПбГУ есть кирпичное здание “жё-де-пом” (в 90-х я прочитал его название с рукописного объявления, и воспринимал как “ж/д пом”, а потом узнал, что это калька с французского, типа “здание для игры в мяч”), постройки XVIII века. На здании висит мемориальная доска, что в нем в 1896 году была принята первая радиограмма Поповым, его прибором.

В советское время здесь была кафедра физкультуры ЛГУ, а на третьем этаже – небольшой зал тяжёлой атлетики, где тренировались и Иван Солоневич, и Дмитрий Медведев, и я.

В 1995-1996 годах народу в зале было мало. В первой половине дня, на большом перерыве, можно было тренироваться в одиночестве. А вот если прийти после 4-й пары, в 17:30, человека 3-4 в зале присутствовало. И это были, почему-то, не студенты. Нет, студенты тоже бывали – один-два завсегдатая, как, например, Дима Г. с пятого курса юрфака – сплошные сухие мышцы. Приходили бывшие студенты, иногда лет за 30, которые привыкли в этот зал ходить ранее.

Меня 18-летнего они воспринимали, как пустое место, да и я старался не подавать виду, что слушаю их разговоры: кого где убили, кого закопали, у кого какие бабки отжали, а кто достаточно о*уел, чтобы с ним разобраться. При этом разговоры начисто были лишены быдлячьего пафоса и проходили в академическом, интеллигентном стиле – в советское время в ЛГУ тупых не брали, и выпускали людей подготовленных.

Поэтому, когда в СПб сейчас судят выпускника филфака СПбГУ Каштелло за убийства в 90-х в составе ферганской группировки, я всё вглядываюсь в фото и пытаюсь вспомнить, не тот ли это мужчина, который просил подстраховать его при жиме лёжа, в 1996 году.

Переношу сюда запись с прошлого месяца, поэтому на несовпадение дат не смотрите

Надо бы в очередной раз окучить картошку, но сегодня Троица – работать нельзя. А на завтра, Духов день, более конкретные примета и предписание – нельзя землю ковырять. Поэтому, картошка пока стоит.

О примете не ковырять землю в Духов день я услышал в ораниенбаумский электричке в 1998 году, когда ехал на практику в Старый Петергоф. Практика была по почвоведению, то есть состояла из непрерывного копания разрезов.

Говорят, что в советское время ЛГУ был настолько богат, что нанимал рабочих на рытьё почвенных разрезов. Те времена я уже не застал, студенты копали сами. Поэтому, на вес золота ценились мальчики. На курсе перед нами на 20 студентов отделения было 2 мальчика, причем один из них сын завкафедрой, а второй сектант. А на нашем курсе уже было пятеро.

Пятерых удалось набрать благодаря самоотверженной деятельности агентов и всяких агитаторов. Например, моего товарища по кафедре, с которым мы вместе поступили, нынешний завкафедрой почвоведения Русаков умудрился переманить на почвенное отделение с биологического, куда тот поступал целенаправленно на… генетику! Причем, уровень подготовки и мотивации у него соответствовал кафедре генетики, которая тогда была самой престижной, как и сейчас. Да, он проклинает Русакова до сих пор, но пропаганда великое дело. “Чего ты там будешь с этими дрозофилами ковыряться? Ты что, не мужик, что ли? А тут поле, романтика!”.

С лопатой в руках, на штык которой был, по правилам хорошего тона, надет школьный мешок из-под сменки с завязками, я ехал в ораниенбаумской электричке. Было 8 июня 1998 года. Это был понедельник, второй день Троицы, которая в том году пришлась на 7 июня. А практика, то есть копание разрезов, проводилась все 3 недели в Старом Петергофе – на Троицкой горе. Три недели мы должны были копать Троицкую гору – она довольно большая, так называется не только сама гора, но и прилегающая местность.

Итак, в Духов день, на второй день Троицы, когда нельзя ковырять землю – это примета к покойнику, я расчехлил лопату и начал копать ямы на Троицкой горе. На первом разрезе, почти на поверхности, в дерновом горизонте, мы нашли николаевские полкопейки. Место это древнее, не так много в Петергофе гор – да и нет их там, откровенно говоря, кроме спускающихся к заливу террас – а на горах всегда ставили что-то значительное, вспомните хотя бы Митридат в Керчи.

На третью неделю практики я стал психовать. Тут наложилось и личное – как раз в это время к нравившейся мне девушке подбирался ухажёр, который потом станет её мужем и отцом пятерых детей; находившаяся же в нашей бригаде из трёх человек Алёна находилась там вместе с сожителем Димой, а я был третий лишний. На очередном разрезе, при копке которого присутствовала преподаватель Галина Михайловна, я отбросил лопату, вылез из разреза и молча сел спиной ко всем.

Галина Михайловна была возрастом за пятьдесят, никогда не была замужем, но количество бывших в её жизни мужчин можно было без преувеличения исчислять сотнями, если не тысячами. Обычно таким женщинам, активным и наглым, я резко не нравлюсь, поскольку у меня моногамность на лбу написана. Но, Галине Михайловне я почему-то нравился. Когда через три года, выйдя с доклада на защите магистерской, я слушал под дверью перебранку между своими сторонниками и противниками, Галина Михайловна стояла за меня горой. И тогда, на Троицкой горе, она взяла отброшенную мной лопату и полезла докапывать разрез сама.

В тот год, да и после, никто вокруг не умер. Да, то лето было в личном плане довольно трагическим, следующая весна тяжела – пожар, но вот напрямую примета не сработала. Хотя, это может быть просто везением. Поэтому, повторять не советую.

С интересом слежу за материалами на сайте memuarist.com, иногда чтение очень увлекает, некоторые такие мемуары пишут, зачитаешься.

Сегодня, вот, также прошёл по ссылке и влип надолго: попал на дневник молодой барышни, в период 1920-1921 годов, и тоже агронома (“агрономша” тогда не говорили, сейчас в деревне это слово употребляется в вульгарном, пренебрежительном смысле, а 100 лет назад женщина-агроном это была позиция уважаемая), как и я.

Барышня, Наталья, имеющая специализацию по луговодству, упоминает Вильямса и Стебута, как своих преподавателей. Этими именами и нам уши прожужжали на лекциях, когда я был студентом. Вильямс, Василий Робертович – это величина. Кому не лень, можете найти советское издание лекций П.А.Костычева “Почвоведение”, с предисловием В.Р.Вильямса. Когда я читал его в библиотеке тогдашнего ВАСХНиЛ, у меня глаза на лоб лезли. Нет, можно понять, когда маститый учёный психует и, извините, всех хуями кроет. Но чтобы это в книге напечатали, ещё и в советской, ещё и при Сталине! Хотя, как справедливо пишет Вильямс в том же предисловии, “новые времена – новые песни, с волками жить – по волчьи выть”. Василий Робертович использует слова “смерть”, “последыши”, “проклятые” (смерть ждёт “последышей проклятого прошлого” – видимо, имел в виду Н.И.Вавилова), и вообще явно психует. И это не блог, а в типографии пропечатано. Ну, ладно.

Агроном Наталья пишет, что В.Р.Вильямсу сейчас, мол, 46 лет, а он из-за своего трудоголизма очень плохо выглядит и “превратился в совершенную развалину” (это по стандартам-то столетней давности, когда люди выглядели старше, чем сейчас). Думаю, Василию Робертовичу был чужд спорт, который выручал Солоневича (а толку, немного пережил Вильямса и помер от рака желудка), и на луга свои любимые, являющиеся предметом научного интереса (Вильямс автор травопольной системы севооборотов), с косой-литовкой он перед литерными поездами не выходил, как граф Толстой. Тем не менее, Вильямс ещё пожил и умер в возрасте за 60, в 1939 году.

Я, грешным делом, порадовался, что мне сейчас тоже 46 лет, а выгляжу наверняка лучше тогдашнего Вильямса.

Когда-то я пытался читать “Анну Каренину” графа Толстого, и не зашло – чувствуется, что автор выдумывает. Да, Л.Н.Толстой человек очень умный, да – копает глубоко, да – понимает базу, но: описать бабские переживания и пережить их сам он не может, при всём таланте. “Анна Каренина” в этом плане схематична и написана мужчиной, поэтому интересна только, как схема – Вронский то, Каренин это, нервы склинило и под поезд. А вот реальные бабские переживания может описать только баба. Ну, или девичьи переживания девушка, как агроном Наталья.

И так интересно, куда там Анне Карениной или Куприну с “Гранатовым браслетом” (его Наталья тоже часто упоминает), очень интересно, потому что правда, и от первого лица. Ухаживания женатого мужчины, разборки с его женой, постоянные размышления о предназначении женщины и муки выбора между свободой и браком. Детей Наталья не хочет. Но, как повествование подходит к 1921 году, предохраняться перестаёт.

Читай я это в 20 лет, назвал бы записи Натальи – “Дневник проститутки”, потому что человек сам описывает своё растление, проходя стадии торга и принятия. Именно такие барышни, как Наталья, вызывали у меня в СПбГУ скрытую ярость, именно им я посвятил стихотворение “Интеллектуалочки”, где “кабы не образование, целовал бы ваши губы я. Но одно для вас название, нецензурное и грубое”. Когда Герман Стерлигов говорит, что “отдавая детей в школу, мы отдаём их на растление”, недалёкие люди смеются – хаха, как связаны школа и растление? А напрямую образование связано с растлением, потому что все беды и личное несчастье “от головы”, и в половом вопросе тоже, даже в основном в этом вопросе.

Читая, я осознавал, что эта женщина наверняка должна была стать заметным учёным, потому что она умеет систематизировать и фундаментально мыслить. Посмотрел её фамилию и загуглил. Фамилия, характерная для священнослужителей, ну она и правда дочь священника. На фото девушка с формой носа, говорящей о том, что мужчинам её добиться легко – открытые ноздри. Ну, другого и не ожидалось, исходя из мемуаров. А дальше…

Дальше выяснилось, что мемуаров Натальи я не дочитал всего несколько страниц, после которых она просто умерла – при родах, в январе 1922 года. А ведь, не хотела детей. Не хотела связываться с женатым мужчиной. А связалась, таки. И пришла к этому решению с помощью логических рассуждений, “от головы”. Ну, и форма носа помогла.

Короче, повесть эта не менее печальна, чем “Анна Каренина”, и куда более ценна, потому что от лица женщины пишет женщина, а не граф Толстой.

Фамилия у Натальи, если будете искать – Миротворская.

Второй день высаживаю рассаду картошки. Надо быстрее, в конце июля начнётся фитофтороз, и что собрал, то собрал. Та, что посажена клубнями в начале мая, ещё не вылезала. Зашёл на обед выпить вина.

– Мне нравится, что ты возишься с растениями, – говорит жена.

– Ага, – перебиваю, – конечно, потому что в это время на других женщин не смотрю!

Вспомнил бухгалтера Свету Бахтиозину, которая мне нравилась, но я не видел перспектив, будучи женатым. Жарким летом 2010 года я носил на работу огурцы со своего огорода, который поливал по вечерам, таская воду вёдрами из реки – колодцы были сухие. Тогда Света сказала:

– Другие мужики бухают, а вы огурцы выращиваете, молодец.

Ну да, это лучше, чем “другие мужчины деньги зарабатывают, а вы огурцы выращиваете”. Ненавижу, честно говоря, зарабатывать деньги, и женщин, которые этого требуют. Таких, кстати, немного, главное на них не попадать.

– Нет, мне нравится, что ты возишься с растениями, – продолжает жена, – потому что мужскими руками что-то материальное создаётся.

Что и говорить, судьба гуманитариев тяжела. Как жить, не создавая материального – повеситься можно. Разве что книжку издать – хоть что-то материальное.