В четверг залетела птица в окно. В офис, пока я ходил разгружать машину. Уже вечер, я торопился, быстрей бы закончить. Возвращаюсь — бьётся воробей в стекло. Изнутри.
Окно из трех частей, средняя открыта. В среднюю лететь не хочет — а, думает, я не дурак, там стекло, — и летит в боковые. Падает, отбившись, на мою рассаду эвкалиптов. Переворачивает на бок бутылку и начинает её вертеть, как медведь на бочке.
Хуже приметы нет, чем птица в окно. К покойнику. Если повезёт, к пожару.
День был тяжёлый, архитяжёлый. Я многого не успел, но уже опаздываю уехать. А тут мне и покойник, и пожар. Пытаюсь выгнать воробья — не понимает он, куда лететь.
Тогда я ору. Не как сейчас говорят «ору» в смысле «смеюсь», а — блядьсукаубьюнахуйёбаныйтыуёбище, убьюнахуй. Громко ору. Схватил рулон крафт-бумаги метра полтора длиной, мочу уже на поражение.
Воробей паникует и уходит в противоположную от окна сторону, на верхние полки стеллажей, в коробки с компрессионными фитингами для труб ПНД. В офисе у нас и склад же. И в этих коробках воробей затихает.
А я всё ору. Молочу по коробкам крафтом. Запустил в них двухлитровку кока-колы.
Воробей молчит.
«Сдох от страха», — думаю.
Ушёл, и окно закрыл.
Рассказал про это всё дома.
— Смертушка моя, — говорю, — прилетела.
На следующий день в коробках было тихо.
«Точно помер», думал я, «от одного крика моего помереть можно, а тут ещё двухлитровка кока-колы».
Лезть в коробки с фитингами я избегал.
В разгар дневной кутерьмы пришёл Николай Александрович Смирнов.
— А дайте мне компрессионных фитингов для труб ПНД!
Николай Александрович плохо слышит, даже со слуховым аппаратом.
Я направился к коробкам.
— Да, — кричу, — Николай Александрович, птица вчера в коробки залетела!
— Птица?
— Так точно! Сдохла! Дохлая птица теперь в фитингах!
— Думаете, сдохла?
Я мало верю в живучесть птиц, после того как выкидывал с балкона кучу дохлых стрижей, которые не могут взлететь с поверхности и мрут от бескормицы.
— Думаю, сдохла! — говорю, и снимаю коробку.
Что-то порскнуло, а я выполнил нечто вроде команды «ложись» со словами «вот он, блядь».
Воробей полетел к окну и стал исполнять вчерашние танцы: не вылетал в открытую створку, а бился в закрытые.
— Николай Александрович, вот как его выгнать?
Николай Александрович подошёл к окну, рассчитал сложную траекторию воробья, и схватил его рукой. После чего выкинул в открытую створку.
— Ко мне их знаешь, сколько залетает, — сказал он. Потом добавил задумчиво:
— А почему они залетают?
«Может, не такая и примета», подумал я.
Фитинги, тем не менее, теперь в воробьином помёте.