В четверг залетела птица в окно. В офис, пока я ходил разгружать машину. Уже вечер, я торопился, быстрей бы закончить. Возвращаюсь – бьётся воробей в стекло. Изнутри.
Окно из трех частей, средняя открыта. В среднюю лететь не хочет – а, думает, я не дурак, там стекло, – и летит в боковые. Падает, отбившись, на мою рассаду эвкалиптов. Переворачивает на бок бутылку и начинает её вертеть, как медведь на бочке.
Хуже приметы нет, чем птица в окно. К покойнику. Если повезёт, к пожару.
День был тяжёлый, архитяжёлый. Я многого не успел, но уже опаздываю уехать. А тут мне и покойник, и пожар. Пытаюсь выгнать воробья – не понимает он, куда лететь.
Тогда я ору. Не как сейчас говорят “ору” в смысле “смеюсь”, а – блядьсукаубьюнахуйёбаныйтыуёбище, убьюнахуй. Громко ору. Схватил рулон крафт-бумаги метра полтора длиной, мочу уже на поражение.
Воробей паникует и уходит в противоположную от окна сторону, на верхние полки стеллажей, в коробки с компрессионными фитингами для труб ПНД. В офисе у нас и склад же. И в этих коробках воробей затихает.
А я всё ору. Молочу по коробкам крафтом. Запустил в них двухлитровку кока-колы.
Воробей молчит.
“Сдох от страха”, – думаю.
Ушёл, и окно закрыл.
Рассказал про это всё дома.
– Смертушка моя, – говорю, – прилетела.
На следующий день в коробках было тихо.
“Точно помер”, думал я, “от одного крика моего помереть можно, а тут ещё двухлитровка кока-колы”.
Лезть в коробки с фитингами я избегал.
В разгар дневной кутерьмы пришёл Николай Александрович Смирнов.
– А дайте мне компрессионных фитингов для труб ПНД!
Николай Александрович плохо слышит, даже со слуховым аппаратом.
Я направился к коробкам.
– Да, – кричу, – Николай Александрович, птица вчера в коробки залетела!
– Птица?
– Так точно! Сдохла! Дохлая птица теперь в фитингах!
– Думаете, сдохла?
Я мало верю в живучесть птиц, после того как выкидывал с балкона кучу дохлых стрижей, которые не могут взлететь с поверхности и мрут от бескормицы.
– Думаю, сдохла! – говорю, и снимаю коробку.
Что-то порскнуло, а я выполнил нечто вроде команды “ложись” со словами “вот он, блядь”.
Воробей полетел к окну и стал исполнять вчерашние танцы: не вылетал в открытую створку, а бился в закрытые.
– Николай Александрович, вот как его выгнать?
Николай Александрович подошёл к окну, рассчитал сложную траекторию воробья, и схватил его рукой. После чего выкинул в открытую створку.
– Ко мне их знаешь, сколько залетает, – сказал он. Потом добавил задумчиво:
– А почему они залетают?
“Может, не такая и примета”, подумал я.
Фитинги, тем не менее, теперь в воробьином помёте.